«Номер один»

Элтон Бен

После «Just Like A Woman» они спели «This Land Is My Land» Вуди Гатри, после чего Грэм предложил выпить чаю.

— Грэм, мы спели всего две песни. Ты совсем не стараешься.

Грэм, казалось, действительно не был расположен петь. Его что-то тревожило.

— Милли?

— Да?

Последовала пауза. Видимо, вопрос, который хотел задать Грэм, давался ему нелегко.

— Как я выгляжу? — наконец спросил он.

Миллисент удивилась. Она знала Грэма много лет, и раньше он никогда ее об этом не спрашивал.

— Как ты выглядишь? — повторила

она, чувствуя себя глупо.

— Да. В смысле, я знаю, что у меня темные волосы, и мама говорит, что я симпатичный… что бы это ни означало, ведь все матери думают, что их сыновья симпатичные.

— Ну… ты симпатичный.

— Нет, это не ответ. Как я выгляжу?

Миллисент ужасно покраснела. Ей стало интересно, может ли Грэм понять, что она смущена; ей вдруг стало очень жарко, и она подумала, что он, должно быть, чувствует исходящее от нее тепло.

— Я не знаю, — сказала она. — Почему ты сейчас заговорил об этом? Мы должны репетировать.

— Ну, если мы хорошо выступим на прослушивании, меня увидят миллионы людей, правда? А я никогда не видел себя. Это ведь так странно. Я хочу знать, что они увидят.

— Грэм, это всего лишь прослушивание.

— Я знаю, как выглядишь ты, Милли.

— Правда? Ну и как же я выгляжу?

— Ты красивая.

Грэм потянулся и, найдя ее лицо, притянул его к себе. Поцелуй был очень длинный, как и все первые поцелуи.

Для Грэма это был самый настоящий первый поцелуй, а не просто первый поцелуй с Миллисент, и, когда он водил языком у нее во рту, ему хотелось, чтобы это ощущение длилось вечно. Миллисент тоже полностью погрузилась в происходящее. У нее был кое-какой опыт, но едва ли достаточный, и они с Грэмом компенсировали напором и энергией отсутствие хорошего стиля и нежности.

Наконец, после того как Миллисент не разрешила Грэму засунуть руку себе под джемпер, они разомкнули губы.

— Твоя мама внизу, — прошептала она.

— Кому какое дело?

— Мне есть дело, Грэм. К тому же это… ну… Мне просто нужно перевести дух, вот.

— Как я выгляжу, Милли? — спросил он.

Во время длительного тесного общения темные очки с Грэма слетели, и теперь он смотрел на нее странными, темными невидящими провалами, которые Милли видела редко, но каждый раз чувствовала, что никогда к ним не привыкнет. Возможно приняв ее молчание за смущение или даже отвращение, Грэм начал ощупывать кровать в поисках очков.

— Не надевай их, Грэм. Только рок-звездам можно находиться в помещении в темных очках. А ты пока что не рок-звезда. Да, и, кстати… ты тоже красивый.

«Четверка-Х»

После Грэма и Миллисент Эмма открыла еще штук тридцать конвертов, прежде чем решила оставить «Четверку-Х».

Майкл, лидер «Четверки-Х», написал свое полное имя, как и положено. Майкл Роберт Харли. Девятнадцать лет.

Затем Майклу нужно было написать адрес. Он подумывал написать «до востребования», потому что почтальон не всегда доходил до конца коридора огромного малоэтажного дома

в Бирмингеме, где он жил с матерью и сестрами. Район Майкла некогда назывался именем Анайрина Бевана, а затем носил имя Нельсона Манделы. Нынешнее название было Коллинбрук, в честь ручья, который некогда с журчанием тек по земле, где был построен район, а сейчас являлся частью канализационной системы под ним. Майкл называл это место адом.

Когда Майкл только подрастал, для мальчишки (особенно черного мальчишки) существовало только две реальные возможности покинуть Коллинбрук: совершить преступление (преимущественно торговать наркотиками) или заниматься спортом. Теперь появилась третья возможность: шоу «Номер один». Майклу больше понравилась мысль собрать музыкальную группу из мальчишек, чем купить пистолет или стать боксером, и так появилась группа «Четверка-Х», которая поможет ему и его семье вырваться из ада.

Дебаты по поводу названия группы продолжались бесконечно долго, и ее участники по-прежнему не пришли к варианту, который нравился бы всем им. Проблема заключалась в том, что все называли их группой «Четверка-Икс», в то время как Майклу было очевидно, что их нужно называть «Четверка храбрых».

— Ну почему бы тогда так и не назвать ее — «Четверка храбрых»? — спрашивала мать Майкла.

— Потому что тогда люди не поймут прикола, — ответил Майкл. — Нас ведь четверо, и мы «Храбрые».

— Да, но если написать название с буквой «X», получается не очень хорошо, да и вообще непонятно, о чем идет речь. Буква «X» не обязательно означает «храбрый».

— Ну да, я знаю, мам, но «X» выглядит круто. Посмотри… — Майкл взял листок бумаги и написал «Четверка-Х», а рядом — «Четверка храбрых». — Ну же, посмотри, что круче выглядит?

— Люди не будут читать название группы, они будут его слышать, — заметила мама.

— Только не на этом бланке, мам. Они будут читать мою заявку, и мне нужно произвести на них самое хорошее впечатление.

Поэтому Майкл написал «Четверка-Х», и, когда Эмма послала юноше приглашение приехать в Бирмингем на прослушивание, она была убеждена, что в списке у нее значится группа под названием «Четверка-Икс».

Дальше в заявке нужно было описать себя или свою группу десятью словами. Майкл и остальные участники группы решили, что если перечислить десять прилагательных, а не писать обыкновенное предложение, то получится оригинально.

Они написали: «Обалденные, оттопыренные, офигенные, остервенелые, оттянутые, очаровательные, озабоченные, отвязные обормоты». Эмма прочитала множество таких определений, но не стала думать плохо о «Четверке-Х». Когда тысячам людей приходится отвечать на вопрос, используя всего десять слов, даже Шекспиру трудно было бы придумать что-то оригинальное.

Последний вопрос звучал так: «Почему мы должны выбрать вас?» В ответ на это Майкл написал: «Это наша мечта. Это единственное, чего мы всегда хотели. Мы будем много работать. Мы будем учиться и расти. Мы заставим вас гордиться нами, и мы надерем вам зад!»