«Номер один»
Шрифт:
— Но для этого мне придется петь, — ответил принц.
— А что тут плохого? Людям нравится петь. Кстати, вы хорошо поете?
Принц заколебался. Его поколение учили не хвастаться.
— Сэр, вы хорошо поете? — надавил Кельвин, почуяв слабость.
— Ну, признаюсь, мне говорили, что у меня приятный мягкий баритон. Но вы сами понимаете, хвастаться тут нечем.
— Ну, вот и отлично. Приходите и спойте на шоу «Номер один». У вас будет масса возможностей озвучить свои идеи, уж точно не меньше, чем в выпуске новостей. Все остальные кандидаты будут говорить,
Кельвин чуть было не зашел слишком далеко.
— Вы ведь это говорите не серьезно, мистер Симмс, — запротестовал ЕКВ.
— Нет, серьезно. Вы один из немногих влиятельных людей, у кого по-прежнему есть совесть, выделяющая вас из толпы. Она поднимает вас над истеричной традиционной помешанностью на знаменитостях СМИ и позволяет говорить о важных вещах. Таких, как архитектура, почва, баранина, здоровые овощи, потерянное поколение, которое все больше отходит от общества и обращается к крэку и поножовщине. Вы — редкость, общественная фигура, имеющая настоящие убеждения!
— Боже, вы действительно так думаете? Это так мило.
— Конечно, это понятно всякому, если задуматься. Но никто и никогда не думает об этом. А почему?
— Потому что я надоедливый старый чудак?
— Нет!
— Нет?
— Нет! Дело в том, что назойливые СМИ и культ знаменитостей заглушили ваш голос.
— Знаете, я думаю, вы абсолютно правы.
— И я хочу вам сказать, что, если шоу-бизнес победил убеждения, разве не настало время убеждениям победить шоу-бизнес?
— Боже мой!
— Монархия в опасности, сэр! — Кельвин поднялся со стула, и чайная чашка задрожала на блюдце в его руке. — Она уничтожена теми же людьми, которых представляет! Пора обратиться к этим людям, сэр! Обратиться к ним и спасти драгоценные национальные учреждения от насмешек, до которых они позволили им скатиться!
— Появившись на национальном шоу поиска талантов?
— Да! Появившись на самом влиятельном, повсеместном и могущественном культурном мероприятии в стране. Да, сэр, с помощью вашей страстной приверженности к органическому фермерству, богатой клетчаткой диете и проблемам полной занятости молодежи, а также с вашим приятным мягким баритоном вы спасете монархию точно так же, как королева Бесс спасла ее в Тильбери. Сэр, это ваш долг!
— Мой долг?
— Да! Ваш долг!
— Выступить на шоу «Номер один»?
— Да, сэр! Вы нужны своей стране.
Его королевское высочество не ответил. Какое-то время он в молчании отхлебывал чай, пытаясь осознать масштаб предложения собеседника.
— Сэр, — сказал Кельвин с мрачной значительностью, — мы живем в мире постмодернизма. — Эту фразу Кельвин использовал постоянно и добивался невероятного эффекта, хоть и совершенно не понимал, что она значит.
Принц по-прежнему молчал.
— К тому же, — давил Кельвин, выкладывая на стол главный козырь, — люди снова вас полюбят.
Его королевское высочество взглянул на него:
—
Кельвин изобразил усталый, но требовательный взгляд.
— Конечно, — ответил он тихо. — Все любят победителя шоу «Номер один».
— Победителя?
Кельвин чуть было не выложил слишком много правды.
— Ну, возможно, не победителя, сэр, это, конечно, предстоит решать зрителям, но, как самый главный судья талантов и личностей в стране, я убежден, что вы сможете продержаться очень долго. По крайней мере, достаточно долго, чтобы люди смогли увидеть, какой вы на самом деле.
Принц снова погрузился в молчание и начал жевать печенье. Когда он снова заговорил, Кельвин понял, что он согласен.
— Я никогда не видел шоу «Номер один», — сказал он, — но я помню, что мои мальчишки смотрели «Х-фактор».
— Ну и?
— Кажется, там было целых семьдесят пять тысяч конкурсантов.
— У нас в прошлом сезоне было девяносто пять тысяч.
— В таком случае, мистер Симмс, простите мою глупость, но как вы собираетесь убедить людей в том, что, прослушав девяносто пять тысяч потенциальных звезд поп-музыки, вы выбрали вашего покорного слугу?
Кельвин искренне удивился. Он считал, что, раз уж принц Уэльский всю свою жизнь вращается во властных кругах, он мог бы быть немного проницательнее обычного дилетанта. У него могло быть капельку больше смекалки. Да хотя бы просто здравого смысла. Но, оказалось, он ошибался. Наследник престола по-прежнему верил в фею молочных зубов.
— Девяносто пять тысяч человек? — сказал Кельвин.
— Да.
— И вы думаете, мы всех прослушиваем?
— У меня было впечатление, что в этом-то и заключается смысл. Разве нет?
— Нет.
— Вы их не прослушиваете?
— Нет.
— О… кажется, я не вполне понимаю.
— Сэр. Пожалуйста. Просто посчитайте.
Подсчет
«Девяносто пять тысяч человек.
Трое судей.
Двенадцать финалистов.
И единственный „Номер один“!!»
Именно этим восторженным сообщением (сопровождающимся навязчивой, шумной музыкальной заставкой) предваряла каждый эпизод очаровательная Кили. Она снова и снова напоминала публике об огромном количестве желающих принять участие в шоу и трех безжалостных, несгибаемых арбитрах непревзойденного поп-масштаба, чьи задницы собирался надрать каждый кандидат в попытках дойти до финала.
«Девяносто пять тысяч человек.
Трое судей.
Двенадцать финалистов.
И единственный „Номер один“!!»
Кили выкрикивала эти фразы на фоне кадров с невероятно длинными эскалаторами, забитыми улыбающимися, жаждущими славы кандидатами. Она вопила в холлах центров досуга, забитых скандирующими толпами будущих звезд. Она выкрикивала их, когда головокружительные вращающиеся камеры показывали сверху огромные толпы на парковках. Она произносила их снова и снова, пока бесконечные очереди мечтающих об успехе рвались вперед, туда, где их пересчитывали, выдавали им бейджики и регистрировали у длинных столов.