Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Всё равно ты мне где-то врёшь, нутром чую, – огрызнулся Диксон и ловким щелчком ногтя отправил всё-таки выуженное из кулька семечко в чашку Элен. Подумал, и прибавил уже даже как-то умиротворённо, – хотя от Садерьера такого стоило ожидать. Он мне сразу не понравился.
– Мухняша, – неожиданно резко вклинился Бонита с таким напором, что даже качнулся вперёд, блеснув потемневшими, свинцово-серыми глазами, – Мухняша, не будь предвзятым. Я знаю, что ты терпеть не можешь сладко-липучего Дьена, он из той породы, что за великую идею перелопачивают скальный массив голыми руками. Причём чужими. Но не давай своей ненависти решать
– Что? – она отпила глоточек какао, подняв ясные глаза на Поля. В них отразился взъерошенный Бонита и его кособоко упавшая на спинку кресла женская тень с косами-бараночками. Камилло раз за разом, по-змеиному, совсем как Рыжик, облизывал губы, сам того не замечая. Ливали лукаво ему улыбнулась и переспросила теперь у него, – что? Что вы обменяли на семечко, мой милый друг? Или попросту стянули, уподобившись одной невоспитанной девчонке из городка Никель, с которой водит знакомство мой любимый Полли?..
– Да перестань же ты ворковать, меня уже тошнит! – сорвался Поль, впивая ногти в распластанную по гобеленовой ткани тень, и Ливали чуть поморщилась, машинально коснувшись ладонью нежной щёчки. – Взрослая тётка, подмяла под себя почти весь клин, а туда же, уси-пуси...
– Глупо, Полли, очень глупо, – Ливали всё так же улыбалась, но меж её светлых бровей пролегла вертикальная морщинка. – Мы союзники, и эти твои детские демарши против неизбежности... они смешны. Ты мечешься всю жизнь, пытаясь лизнуть качели зимой, засунуть пальцы в розетку, первым из людей переспать с ведьмой, убежать на Озёра, убежать с Озёр... Но есть ли у тебя хоть... что-то? Хоть кто-то?
– Есть... – начал было Бонита заносчиво, но его перебил треснувший ладонью по столику Диксон:
– Так, дамочка, хватит нам тут крутить. Говорите чётко, внятно и по делу!
– По делу, так по делу, – Элен всё с той же слегка застывшей по краям улыбкой вытащила из своего какао черенком ложечки семя кровежорки. Пристально посмотрела вздрогнувшему и вжавшемуся спиной в кресло Камилло прямо в глаза. Положила семечко в рот, тщательно разжевала и игриво провела кончиком языка по нежным, розовым приоткрытым губам. Это было так дико и при этом так вызывающе сексуально, что Диксон чуть вздохнул сквозь стиснутые зубы, еле находя в себе силы не думать о продолжении. У Бониты, мечущегося где-то между здравой рассудительностью профессора химии и безумными желаниями мальчишки-студента, таких сил почти не было. Он уже был готов шагнуть в сладостную пропасть безмыслия, вовне любых категорий и понятий «хорошо» и «плохо». И единственное, что ещё удерживало Бониту на краю – это тихий ледяной шёпот Стефании Пеккала, всегда, всегда знавшей, кто и за что её уничтожит... А вот Поль Бонита этого не знал. И теперь уже не узнает; Элен удовлетворённо прикрыла пушистые ресницы. Нет, не узнает... Нарцисса – девочка хоть резкая и своевольная, но исполнительная.
– Всё будет хорошо, – вслух произнесла Элен, рисуя пальцем на ручке кресла веточку ландышей.
– К нам приедет Рыжик, и останется с мухняшей спокойно жить в Кирпичном, или в Никеле, где пожелает. И мы с Полли тоже будем рядышком. Это если по делу. И никаких ваших возражений я даже слушать не желаю. Вы, мужчины – до конца жизни мальчишки, и если вам не объяснять, как правильно, так сами никогда и не догадаетесь. Будете искать счастье везде: за облаками, в недрах земных, за колючей
– Что «но»? – искренне заинтересовался Камилло. Поняв, что от него уже ничего не зависит, он неожиданно успокоился и даже прекратил нервно топорщить на Элен усы. Сейчас он рассматривал её с неким научно-исследовательским интересом энтомолога. Диксону ещё не доводилось встречать на своём пути женщин, подобных Элен Ливали, и сейчас ему было любопытно.
– Но счастье не нужно искать снаружи. Потому что оно – у нас внутри, – Ливали чуть качнула косами-бараночками, вновь начиная мягко светиться.
– Ну, это ты сказала... – слегка недовольно задумался Поль, подпирая висок запястьем и гоняя какао в своей чашке по кругу. Голос северной ведьмы стих, задушенный благоуханием ландышей, и даже неугомонно-вредный Камилло слегка размяк, откинувшись в кресле и созерцая Ливали.
– Если вам скучно, я могу ещё что-нибудь рассказать, пока Рыжик не приехал с Озёр, – предложила Элен, сложив руки в подоле платья. На неё было необъяснимо приятно смотреть – если отрешиться от мыслей о проступающих на белизне кожи и платья Элен кровавых пятнах прошлого.
– Нет уж, лучше помолчи, – почти одновременно ответили Диксон с Бонитой и, переглянувшись, вдруг открыто улыбнулись друг другу. Элен неуверенно хихикнула: ей показалось, что она сейчас упустила что-то очень важное. И не поймает теперь никогда.
– Я тогда пока вас оставлю... – в голосе Ливали были дым и туман, сквозь которые не разобрать скрытого смысла. Она поднялась из кресла, расправляя чуть примявшееся платье. Потом задумчиво посмотрела на своих гостей тоже подёрнутыми дымкой серо-голубыми глазами и, больше ничего не сказав, неторопливо ушла из комнаты. Так, словно она была там одна, ей стало скучно, и Элен пошла куда-то ещё...
Ей нужно было подумать. Хорошенечко подумать. Упоение от встречи с Полли, нёсшее Ливали на своих крыльях, потихонечку спадало, уступая место желанию здраво всё осмыслить.
====== 38. Запах памяти ======
– Какая сильная метель… словно весна бесславно убита, и теперь прошлосезонье отчаянно, всеми силами, пытается замести следы преступления, – тихо проговорила ведьма Кьяра Хмель, пока ветер с северных земель трепал бледно-жёлтый шифон её длинного платья. Её спутница, Юта, только чуть повела плечами: ей не хотелось сейчас говорить, тем более о такой избитой бессчётными повторами теме, как затянувшаяся зима. Ей хотелось вечно парить среди круговерти снега, не видя земли и всех её обитателей, ничего не помня, растворившись в чёрно-белом забвении. Но Хмель было не так-то просто сбить с толку, и ей совершенно не нравился замерзающий в уголках зелёных глаз Юты лёд.
– Сестра, я вижу сквозные дыры, что прогрызают в соснах твоей души жучки-древоточцы. Так зачем же ты безучастно следишь за тем, как немые мысли разрушают тебя? Скажи это вслух, и оно тотчас исчезнет, съеденное ветром… – Кьяра взяла ниже, словно желая привлечь внимание Юты ко всему земному. Камайнен опять передёрнула плечами и спустя несколько метельных минут нехотя, словно бы через силу, выговорила:
– Кьяра, я не хочу выпускать. Пусть это останется со мной. Мы слишком беспамятны, и оттого совершаем схожие ошибки. Пойми, я не хочу лететь таким курсом. И мне зябко из-за того, что наша северная сестра всё так же отсиживается на тверди, среди своих паутин и пряжи…