Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Дай мороженого куснуть.
– А вот фиг! – сказал на это юный жид Рыжик и торопливо затолкал в рот остаток пломбира, облизывая пальцы и вытирая уголки губ запястьем.
– Как неэстетично, милорд, – укорил его Камилло. И лишь после того, как прозвучали слова, испугался сказанному – он невольно обратился к Рыжику так, как это почему-то делал Садерьер.
Заметит? Или?..
– Что бы ты понимал в эстетике, деревенщина, – Рыжик фыркнул, выдёргивая из Камиллова кармана платок и вытирая руки. У Диксона отлегло от сердца; он даже улыбнулся каменным Освободителям,
Гостиница на окраине города, уютная и старая, стоящая среди тихих дворов с пёстрыми клёнами, что шелестяще погружаются в сентябрь. Рыжик сидит на широком подоконнике – чернильный, гуашевый, антрацитовый силуэт, вобравший в себя все оттенки тьмы. Не спится; призрачно тикают часы, скользя стрелкой-усиком по невидимому циферблату, тихонечко сопит Камилло. Посмотри сейчас на Рыжика тот скульптор, что много веков назад освободил из камня души великих воинов – и он бы узнал эти резкие черты замершего в напряжённом ожидании лица: сощуренный взгляд, высокие скулы, тонкую линию сжатых губ. Предчувствия, шорохи, звуки во тьме, подобно умелым рукам камнетёса, вытачивали ночное лицо уже не Рыжика, а…
– Шелуха, – он соскользнул с подоконника, отбросив с лица длинную чёлку, поправил одеяло на дрыхнущем без задних ног Камилло и глубоко вздохнул в попытке успокоиться. – Чепуха…
В пять часов утра Рыжик растормошил Диксона. Небо ещё только начало выцветать и розоветь на востоке; выпала холодная роса, воздух пах дымом и осенними цветами.
– Ты не спал, что ли? – сонный Камилло, ёжась и зевая, натянул одежду. Рыжик отрицательно помотал головой. Его тонкие пальцы нервно перебирали два гладкобоких лаковых каштана, на лице смешались тревога и нетерпение.
– Это не принципиально – я могу выспаться и следующей ночью, если будет.
– Что если будет?
– Наша следующая ночь, Камилло. Идём скорее, я уже расплатился. Идём, поторопись, мне не по себе, должно что-то произойти, я чувствую… запах дыма слишком сильный… приближается беда…
Задыхаясь, Рыжик едва ли не волок за собой зевающего на ходу Камилло по старым улочкам, окутанным сладостной предрассветной дымкой. На перекрёстке с ведущим в центр Променадом они поймали первую маршрутку. В тот момент, когда Диксон полез в карман пальто за деньгами, начался обстрел. На глазах обмершего Камилло видневшаяся за кронами клёнов черепичная крыша гостиницы разлетелась на куски и превратилась в погребальный костёр…
– Оставь! – Рыжик вцепился в рукав Диксона, вытаскивая его из маршрутки, – через центр уйдём, там подземка есть до Дождьграда, только про неё никто не знает… Не бойся, ты же со мной! Я и не из таких… – его голос утонул в грохоте очередного взрыва. Диксон вздрогнул и кивнул, признавая за Рыжиком право командовать эвакуацией. Через проходные дворы и подворотни они добрались до площади
Камилло сжал в кармане медный дайм и ничего не сказал.
Аннушка и трамвай № 3
Дождь – нити прозрачных бус, в которых весь мир. Два доминирующих цвета: серое (камни старинных домов, влажный гранит мостовых, низкое небо, глаза под чёлками и зонтами) и зелёное (мокрые тополя, скачущие в тёплых лужах лягушата, трамваи и светофоры, яблоки в каплях дождя на лотках торговцев).
– Я вымок до последней шерстинки, – пожаловался Камилло, давно оставивший попытки двигаться короткими перебежками под козырьками подъездов, балконами и густыми кронами деревьев.
– Зато, если тебя посушить мощным феном, получится классный мухнявый Камилло в виде круглого шерстяного шарика, – засмеялся Рыжик. – А я теперь не боюсь дождя. После той ночи на Каховского. Похоже, я с тех пор вообще уже ничего не боюсь.
– Расскажешь? Кстати, какой нам нужен трамвай?
– Зелёный, – увидев, как надувается Диксон, Рыжик опять расхохотался, мотнув мокрыми прядками, и всё-таки ответил, – тройка нам нужна.
– Лягушку бы тебе за шиворот, – мечтательно изрёк Камилло в никуда.
– Зря ты так, Диксон. Лягушек здесь уважают. Смотри, видишь, фирменный книжный киоск «Дождьград»?.. Спорим на сигарету, что на полочке бестселлеров будет лежать книжка «Сто способов вкусно приготовить лягушку»! Это заодно даст тебе чёткое представление о том, что у нас сегодня на ужин…
Диксон подозрительно покосился на Рыжика, безмятежно жующего длинную травинку с метёлочкой. Он уже понял, что его найдёныш может с равно серьёзной миной как врать самым бессовестным образом, так и говорить самую чистую правду. Потом оглядел собравшихся в ожидании трамвая горожан – зелёные дождевики и зонты, светлые волосы, задумчивые мягкие улыбки, серые глаза, в которых отражается непрекращающийся дождь.
– Вот за ужином в гостинице и посмотрим, – пробубнил Камилло и отдёрнул ногу от шумно плюхнувшейся в соседнюю лужу серой лягушки с ярко-салатовой полосой вдоль спинки.
– Привет, – глаза неслышно подошедшей к ним девушки были того же цвета, что и лягушкина шкурка, а широкий рот неуверенно улыбался. Камилло вообразилось, как девушка, сидя на листе кувшинки, держит во рту стрелу и точно так же смущённо улыбается младшему царскому сыну. Не подозревая о фольклорных думках Диксона, девушка поправила на плече ремешки зелёной сумочки и продолжила:
– У меня зонтик есть запасной, возьмите – а то вы простудитесь, трамваи вечером редко ходят, ещё долго стоять…
– Вряд ли можно быть мокрее, чем мы есть, но спасибо, – Камилло чуть поклонился с улыбкой (за что был тут же ущипнут Рыжиком) и взял у девушки серо-зелёный клетчатый зонт.
– Вот так оно всегда – как не надо, само в руки приходит, – философски изрёк Рыжик, показно игнорируя Камилло под зонтиком. – Девушка, а у вас случайно нет с собой электрочайника?
Та от неожиданности отшатнулась, распахнув серые глазищи: