Non Cursum Perficio
Шрифт:
– У вас мало семейных, – заметила я вполголоса, обращаясь к Сен. Та свернула в очередной холл, пощёлкала пальцами и неохотно отозвалась:
– Комендант не очень любит детей, которые ничем не заняты. Дети живут отдельно, на окраине, в Кирпичном. У них там школа-интернат. Круглогодичная и круглосуточная. Я тоже там жила, но я совершенно неспособная. Проку обществу с моей учёбы никакого нет, вот меня сюда и вернули, чтобы работала. Полы мою, посуду иногда у верхних этажей. Денег не дают, зато живу и кормят.
– Почти как у нас. У наших младших лаборанток похожая жизнь, – я мысленно прикинула, сколько
Я искоса взглянула на Сен, вспомнив добрую и поучительную историю про стайку польских туристов и их русского гида со сломанным компасом, и спросила:
– Не хочу показаться навязчивой, но… ты не заблудилась?
Сен подняла голову – в её серых глазах смешались обида, злость и немая укоризна. Поджав и без того узкие губы, девчонка чуть слышно прошипела, чтобы не привлекать к нам внимания:
– Ты обманула меня, Мария, я вообще не понимаю, зачем помогаю тебе, лгунья из Антинеля! Ты вообще совершенно ничего не знаешь про наш город и про земли Некоуза, и у тебя полно всяких сумасбродных идей. Типа пойти через Задний двор, на рельсы, без единого талисмана, даже без хлеба. Всё равно ты в Бараках сгинешь, мимо них только безглазые и могут пройти, потому что им уже всё равно! Даже ведьмы туда не суются, берегут свои шкуры… я…
Сен неожиданно выдохнула, тряхнула грязно-русой чёлкой и сипло закончила:
– Ладно, я тебя всё-таки провожу, до самого крыльца. Только не спрашивай у меня пока ничего, я вспоминаю дорогу. Ведь я очень давно уже не ходила на Задний Двор. А будешь меня сбивать – точно заблудимся.
– Ладно, ладно, – смиренно кивнула я, внутренне егозя от нетерпения. Мне казалось, что потолок падает мне на голову, а стены сдвигаются, грозя раздавить в сочащуюся мякоть. Хотелось нестись, пробивая телом бетон и железо, хотелось быть пулей сорок пятого калибра… «С сорок первым размером ноги», – додумала я, и хихикнула совсем тихонечко, чтобы не мешать Сен заниматься спортивным ориентированием на местности.
Девчонка не обманула – пробравшись по странному, сплошь облицованному белым кафелем коридору с закрашенными чёрной краской окнами, мы спустились по лестнице в гулкий холл первого этажа. Я уже хотела было быстренько поблагодарить Сен чмоком в макушку и бодро выскочить на свежий воздух, но застряла на полуразвороте, увидев, куда мне надлежит выходить. А вернее, не увидев.
В другом конце холла, у разнесённой явно из фугаса будки вахтёра с побитыми стёклами, темнел прямоугольник забранного решёткой окна. Иных выходов наружу не наблюдалось в принципе, как таковых.
– Да, Сен, согласна: я ничего не знаю про ваш город, и должна тебе сообщить, что в Антинеле в подъездах, как правило, делают двери! – я упёрла здоровую руку в бедро и с прищуром осмотрела облезлый холлопейзаж. – Посему я с трепетом жду дальнейших инструкций по выполнению операции выхода из общежития!
– Это просто, – прошептала Сен, непрерывно щёлкая пальцами. Стекляшки в её простеньких серьгах, даже не пытающиеся притвориться стразами, вспыхивали искрами голубого света.
– Чтобы вернуться назад, нужно идти вперёд. А чтобы попасть на Задний Двор, нужно идти назад. Ворон ты не бойся, их только пассажиры интересуют, а вот в нефть ни в коем случае
Я серьёзно кивнула и вместе с Сен вновь отсчитала восемнадцать ступенек лестницы – теперь уже вверх. Белый кафель, чёрные окна, облезлые двери… и одна – ржавая, металлическая, в конце коридора. Я собственной головой могла поклясться, что десять минут назад её там не было.
Влекомая непреодолимой силой, я буквально притянулась к этой двери, словно гвоздь к мощному магниту. Все мои жилки звенели от напряжённого ожидания: кто-то играл на струнах вен и артерий, натягивая их до предела, заставляя меня дрожать всем телом.
– Спасибо! – крикнула я через плечо в полный голос, радуясь ощущению наполнявшей меня жизни. Толкнула ржавую створку и, более не оборачиваясь, устремилась вперёд. Наконец-то!
Надо мной раскрылось полное мартовской влаги тёмное небо с редкими, похожими на крупицы манки звёздами. Я сбежала с крыльца, раскинув руки, и осмотрелась широко распахнутыми глазами, стараясь вобрать в себя и сохранить там эти первые минуты долгожданной свободы.
Задний Двор тонул в темноте, начинавшейся за нечёткой границей пятна света: над крыльцом чахоточно мигала, раскачиваясь на ветру, лампа в жестяном абажуре. Рассеянно взглянув выше лампы, я изумлённо присвистнула – крыльцо принадлежало многоэтажному разрушенному зданию без крыши. Верхний фронтон казался на фоне более светлого неба хребтом древнего ископаемого ящера; из провалов пустых окон за мной кто-то ощутимо наблюдал. Показав этому «кому-то» средний палец (так, чисто для самоуспокоения), я пошла через двор, путаясь ногами в высокой сухой траве и периодически налетая сослепу на столбики с верёвками для белья. Не было ни холодно, ни тепло – никак. И очень тихо. Лишь какой-то полупридушенный шорох сухих стеблей и моё дыхание.
– Ну ёб!.. – налетев на очередной столбик, я схватилась за плечо, смаргивая выступившие на ресницах слёзы, и краем глаза заметила левее себя что-то белое. Оно неподвижно висло в десятке сантиметров над землёй и смахивало на привидение, как их рисуют в детских книжках.
Заинтригованная, я подкралась поближе и увидела висевшее на верёвке свадебное платье, сотканное из кружев настолько белых, что они светились в темноте. Призрак Белой Дамы устроил постирушку?.. Я вздохнула, коснувшись лёгкой паутинки кружев кончиками пальцев. В моей жизни этого так и не случилось. Фата, белое платье, флердоранж, лимузин, шампанское и крики «Горько» пришли мимо дверей лаборатории, где я заперлась от всего мира. Монашка от науки, добровольная арестантка, бесприданница. Мать-одиночка, блин…
Где-то в сердце, толкнувшись, родилось из горячего комка страстное, маниакальное желание надеть это платье. Оно подступило к самому горлу, раскалённой лавой выжигая равнины моего рассудка, и я трясущимися руками скинула с себя джинсы и футболку убитой девицы – честно говоря, я от них уже давно вся чесалась. Постояла полминуты, вбирая кожей прикосновения молодого марта, потом сдёрнула с верёвки свою мечту цвета сливочного мороженого, и ящеркой скользнула в кружевной наряд. Платье село идеально, словно было соткано прямо на моём теле белыми пауками, и я с горькой сладостью шепнула себе: «Невеста Норда…».