Non Cursum Perficio
Шрифт:
Деревянным шагом преодолев семнадцать ступенек высокого крыльца, Поль сунул онемевшие пальцы в карман пальто и замер, ничего не нащупав. Хотя должен был там нащупать ключи от подъезда и своей квартирки. Немного постояв и подумав о вечном, Бонита неотчётливо вспомнил, что, вроде бы, опаздывая утром, дверь не запирал, а захлопнул на верхний замок с автоматической собачкой. А ключи остались висеть на гвоздике за косяком...
– Бляяя, – выдохнул Бонита, в первый раз за эти полтора часа осознав и моросящий дождик, и царящий вокруг ноябрь. Поплотнее завернувшись в пальто, Поль забился под козырёк крыльца и стал дожидаться,
Минут через десять, проведённых в оцепенелом самосозерцании, кто-то несмело подёргал Поля за край брючины. Вздрогнув от неожиданности, Бонита опустил взгляд и обнаружил, что из вентиляционной решётки подвала торчит провод, зацепившийся за его джинсы. Маленький такой проводок, в бледно-розовой оплётке.
«Детёныш!» – отчего-то подумал Поль и осторожно отцепил провод от брючины. Тот не упустил момента и тут же доверчиво обвился вокруг Полева указательного пальца. На миг бедному химику подумалось, что он съел не килограмм шоколадного пломбира, а такое же количество ЛСД. От этой мысли у Бониты подкосились ноги, и он неизящно уселся прямо на бетонное крыльцо малосемейки, с ужасом глядя на то, как розовый проводок сам по себе завязывается на его пальце в кокетливый бантик.
– Сгинь, ну пожалуйста, а? – жалостно попросил Бонита, таращась на проводок и обняв колени свободной рукой. Вместо этого на звук его голоса из щели вентиляции высунулись ещё два проводка: белый и синий. Белый начал испуганно дёргать розового за хвостик, словно умоляя вернуться, а синий бесстрашно подполз к левой туфле Поля и заинтересованно потрогал шнурок.
– Кис-кис-кис, – неизвестно зачем сказал Поль, поскольку лёд реальности под его ногами в этот момент окончательно треснул, и химик навсегда канул в тёмные воды иррационального.
Синий проводок бросил подкидывать кончик шнурка и вопросительно вгляделся в бледное лицо Поля. Потом ободряюще похлопал Бониту по коленке и с тихим шорохом втянулся обратно в вентиляцию. Розовый меж тем всё-таки размотался с Бонитиного пальца, и они вдвоём с белым затеяли игру в «оторви Полю пуговицу с манжеты». Бонита наблюдал за этой забавой и, помимо своей воли, несколько нервно хихикал.
– Полли, о ужас! Ты что, опять потерял ключи?! – дверь подъезда распахнулась, и на крыльцо выскочила комендантша Элен Ливали в тонком бледно-голубом платье. Бонита в ответ опять нервно хихикнул.
– Кша! – Элен взмахом тонкой руки отогнала проводки от Бонитиной манжеты и протянула Полю ладошку. – Пошли, Амундсен, напою тебя горячим, иначе простуды не миновать...
Уходя с крыльца, Поль сам оторвал с манжеты пуговицу и кинул её радостно заизвивавшимся проводкам...
*
Ноябрь – это всегда серое и печальное... Долгий, долгий ноябрь. Здесь, в городе Изборе, на самом северном краю клина, зима кажется вечной, как и моё одиночество. Котельная работает на полную мощность, тены исправно греют комнаты моей малосемейки, хоть с открытыми настежь окнами спи – а душевной теплоты всё равно нет...
Элен печально вздохнула, рисуя на запотевшем стекле веточку ландышей. Она сидела на подоконнике, набросив на босые ноги край длинного голубого платья, и слушала дыхание дома. Не просто одной из многих типовых высоток-малосемеек проекта «корабль», не просто закрытого ведомственного
– Как там мой сероглазый любитель шоколадного пломбира? – спросила у них Элен, и блестящий провод, обвив её нежное запястье, подарил Ливали видение нескольких минут: Поля, читающего возле окна. Под белой галогеновой лампой его лицо матово светилось, напомнив Элен почему-то крылья бабочек-ночниц, отражающих мерцание фонаря. Она видела это летом, поздно ночью: подёрнутые изморосью липы и мельтешащие клочки флуоресцентной белизны вокруг лампы над подъездом. Снег так не сияет, он ведь неживой... Элен нарисовала на окне бабочку с глазами Поля Бониты на крыльях. Что это – каприз? чувство? одиночество?
– Надо пойти его проведать.
Элен накинула на плечи кружевную шаль, взяла с полочки в кухне банку гречишного мёда, обулась и пошла вниз, насвистывая мелодию из сериала «Секретные материалы». Поль открыл без дурацких вопросов типа «Кто там» – к чему они в их малосемейке, где все друг друга знают и куда чужим хода нет?..
– Привет. Я... мёду принесла, – сказала Элен, опуская ресницы. Бонита не отвечал. Он стоял на пороге и смотрел на новые синие туфельки коменданта Элен Ливали.
– Я, должно быть, невовремя, – Элен отступила на шаг. Тревога шевельнулась в ней, напоминая про вчерашний инцидент с Теодором Шульцем и дурочкой Дори. Но Элен цепкой лапкой ухватила эту тревогу за горло и душила её до тех пор, пока Поль не улыбнулся и не пригласил войти. Поль в это время суетливо барахтался в самых разнообразных чувствах. Он одновременно пытался не шмыгать носом и быть элегантным, и при этом мучительно размышлял, что сталось с предыдущей хозяйкой туфлей, оставивший кровавый отпечаток руки на полотенчике. А также одуревал от аромата волос Элен и паниковал от аромата собственных носков.
– Как ты? – участливо спросила Элен, проходя на кухоньку и самостоятельно щёлкая кнопкой электрочайника. – Промёрз, небось, как цыплячьи суповые тушки в промышленном фризере, до самых костей!
– Могло быть и хуже, – оптимистично ответил Поль и, не сдержавшись, всё-таки шмыгнул носом. Кончики ушей у него покраснели. Подумав, он скрипнул, – тебе очень идёт это платье, Элен.
Та улыбнулась – аромат ландышей усилился, лампа над плитой разгорелась, полыхая и идя радужными разводами.
– Спасибо, Поль. Слушай, ты всегда можешь ко мне обращаться, если нужна помощь или совет. Все так делают. Ты, наверное, уже заметил – мы тут очень дружно живём...
«Заметил, – захотелось съязвить Боните, – дружно скандалим за развешанным бельём, дружно организуем смерть несогласным с корпоративной политикой коменданта, и донашиваем потом их синие туфельки... Просто зашибись, до чего дружная общага!». Но в голове вовсю полыхала алая кнопка с надписью Alarm – и Поль смолчал, кивнув и кидая в чашки по пакетику заварки. К тому же, нежная прелестная Элен ему очень-очень нравилась – а Полева система моральных ценностей включала в себя такую примочку, как «А может, они сами виноваты!» в отношении всех врагов обожаемого существа.