Non Cursum Perficio
Шрифт:
Академик всё так же возвышался на пьедестале – а рядом с Элен стояла невысокая, похожая на цыганку черноволосая женщина в длинном пурпурном платье. Странно, и откуда она взялась на пустой аллее, да ещё и так легко одетая?..
– Вы... что? – осторожно спросила Элен, отступая на шаг и таращась на платье незнакомки – у горла на пурпурный атлас были приколоты три сердечка из оникса, а подол, изорванный и обтрёпанный, украшали цепочки с множеством малюсеньких колокольчиков размером не больше Элениного ноготка.
– Дай руку, красавица, погадаю, – низким, хрипловатым
– Ещё чего! Не надо мне гадать, я и без тебя знаю, что меня ждёт великое будущее. Так что иди другую какую девочку на деньги разводи и лапшой кучерявой увешивай...
Женщина в ответ только усмехнулась тонкими, столь же пурпурными, сколь и её платье, губами – а глаза при этом остались холодными.
– Впрочем, мне не нужна твоя хорошенькая лапка, Элен Марилетта Ливали, чтобы окинуть взглядом ближайшие окрестности этого дня. Тебя ожидает путь выкованной из света и льда стрелы – и ты будешь лететь, пронзая на своём пути всё и вся. Ты будешь таять, но сиять, и будешь гаснуть, но оставаться холодной – пока не шлёпнешься в грязь и не будешь сломана, потому что у твоего полёта нет цели. Но, знаешь, Элен – он будет столь же прекрасен и ужасен, сколь и наш с сёстрами бесцельный полёт...
Незнакомка неожиданно бросила перед собой сосновую ветку, которую всё это время держала в руке. Элен, поняв наконец, кто перед ней, отскочила, придушенно взвизгнув, потеряла равновесие и шлёпнулась в сугроб.
– Научись шить, ландыш серебристый! Может, тогда твой полёт и продлится вечно, как вечно длится стежок Иглы хаоса, – крикнула обалдело открывшей рот Ливали ведьма. Не успела Элен отреагировать на это в высшей мере странное пожелание, как брюнетка боком вскочила на свою сосновую ветку и вихрем пурпурного атласа унеслась в сумеречное декабрьское небо.
Ливали продолжала бы сидеть в сугробе, глядя в небеса остекленелым взглядом, и час, и два, но от этого занятия её оторвал жующий на ходу чебурек Бонита. Он ещё от входа на аллейку заприметил восседающую в куче снега и бледную, как этот самый снег, Ливали – и со всех ног бросился к девушке, пытаясь одновременно и жевать, и что-то взволновано выкрикивать. Элен отмерла.
– Ведьма, – сказала она, тыча пальцем в сторону одноглазого Стеценко. – Сюда прилетала ведьма. И гадала мне. Про будущее.
– Да ты что? – Бонита аж выронил изо рта кусок чебурека, после чего наконец-то заговорил внятно. – И чего она тебе напророчила?
– Я не очень поняла, – опираясь на руку Поля, Элен поднялась на ноги и потёрла всё ещё бледное лицо мокрой от растаявшего снега ладошкой. – Про то, что буду лететь, словно стрела, у которой нет цели. А если не научусь шить – то упаду и сломаюсь. Интересно, что это означает?.. Как ты думаешь, Полли?..
– Ну... – Бонита в задумчивости поскрёб свои роскошные кудри. – Мне кажется, Элли, ты должна действительно найти применение своему таланту, своему дару. Это и будет цель. Тогда
– Не-а, – Элен неожиданно смутилась, пряча озябшие руки в муфточке и порозовев. – Я с детства боюсь иголок, честно говоря. И в шприцах у злых людей в белых халатах, и тех, которыми шьют.
– Придётся тебе преодолеть свою фобию, – Поль дружески потёрся об Элен боком, подбадривая.
– Раз ведьма сказала...
– Ладно, – Ливали встряхнула русыми волосами, закрученными в две бараночки над ушами, – я постараюсь. А сейчас пошли к воротам, уже пять часов, нас ждут...
Они двинулись по аллейке. Бонита, не выпуская Элен, ухитрился-таки залепить Стеценке и второй глаз; Ливали мстительно хихикнула.
На проходных их действительно уже ждал высокий сухопарый мужчина, отрекомендовавшийся, как Отто Дитрих – он устроил для Элен и Поля экскурсию по принадлежащей ему территории.
Бонита сладострастно ахал, озирая трансформаторную подстанцию, полигон с магнитными шахтами, систему подачи реагентов из хранилища и мощный испытательный стенд с вакуумной камерой. А Элен в это время испытывала чувство куда более сдержанное, молчаливое, но при этом упоительное до щекотки. Она знала, что это всё, с виду сложное, пугающее и непонятное – всё это будет подчиняться её воле, её узам. По коже Элен волнами проходил озноб, на светлых волосах потрескивали искры, мех муфточки и шубки стоял дыбом и чуть подрагивал – Ливали, бродя по промзоне, привязывала свои узы к местным коммуникациям.
Она сейчас походила на обнаружившего бесхозную паутину косиножку, торопливо плетущего нити своего узора, пока не появились другие претенденты на ничейное сокровище.
Решив опробовать, как легли на новой территории сети уз, Ливали молча окликнула Бониту – и тот моментально обернулся, оторвавшись от ощупывания ламинарного шкафа и вопросительно вскинув брови домиком. Значит, ощутил её зов... значит, всё работает... Элен улыбнулась, коснувшись сиянием его щеки с мелкими веснушками, бережно погладила, будто кончиками пальцев. В ответ ей прилетел такой заряд энергии, что запела каждая клеточка тела – это было сравнимо с крепким, нетерпеливым поцелуем в губы. Элен блаженно вздохнула и прислонилась к стене, полуприкрыв серо-голубые глаза, сиявшие сейчас ярче тысячеваттных ламп под потолком цеха. Похоже, для использования уз им двоим не понадобятся даже медь и заряженный никель – между Элен и Полем, как между разноимёнными зарядами, возникало из ниоткуда сильнейшее напряжение, способное разогнать средних размеров коллайдер...
Поль же в эти минуты вообще выпал из реальности, отключившись от что-то рассказывавшего Дитриха, и с головой окунулся в мир доселе неведомых ощущений, в мир уз Некоузья. Позже Бонита сравнил это чувство с купанием в ледяном, кипящем подобно жидкому азоту шампанском – когда ты полностью перестаёшь ощущать тело, и твоё сознание превращается в само течение этого искристого потока. Ты здесь и ты повсюду. Ты – это ты, но ты и тот вечный поток, в котором есть всё, соединённое сетью уз. Ты свет, и ты энергия...