Нона из Девятого дома
Шрифт:
Итак, Нона жила с Камиллой, Паламедом и Пиррой на тридцатом этаже здания, где почти все были несчастны, в городе, где почти все были несчастны, в мире, где все говорили, что убежать от зомби можно, но не навсегда.
Вообще-то произносить слова «зомби», «некроманты» или «некромантия» за стенами дома (а на самом деле и дома тоже) было нельзя. Нона не понимала почему, ведь обо всем другом они разговаривают, но Паламед объяснил, что это суеверие во втором случае и злость в первом, чего Нона не поняла. Так происходило всю жизнь Ноны – на следующей неделе ей должно было исполниться полгода, и Пирра сказала, что они отметят это на пляже (если там никто не поставит миномет).
Нона была
3
Почти никто не подозревал Нону, даже в самые первые дни. Все считали, что она такая, потому что пережила нечто ужасное. Все знали по крайней мере одного человека, который не переживал ничего ужасного. Когда она спросила Камиллу, как ведет себя с другими, Камилла сказала, что очень наивно. Пирра сказала, что так, как будто уже избавилась от одной из двух клеток мозга. А еще Пирра велела продолжать в том же духе, потому что все любят красивых и тупых.
Нона не хотела быть просто красивой и тупой, она хотела быть полезной. Она смутно осознавала, что она не такая, как всем хочется. Вот почему она пошла и устроилась на работу, хотя и бесплатную.
Месяца через четыре, когда Нона узнала достаточно, чтобы ей разрешили выходить на улицу, разговаривать с незнакомцами и стирать свои рубашки, ей разрешили заходить не только в гараж под домом, но и в три соседних здания. Позади располагалась школа – старое обшарпанное офисное здание, два первых этажа которого отдали под классы. Нона любила слоняться у забора и подглядывать за играющими детьми. Это привлекло внимание милой учительницы, которая спросила Нону, почему та сама не в школе. Нона довольно правдиво ответила, что учится дома, и тогда милая леди поморщилась и спросила, где же живет Нона. Услышав, что та живет в Здании, она не струсила, а записала этаж и номер квартиры.
Когда однажды вечером милая учительница пришла и рассказала Пирре и Камилле, как замечательно в школе, что там почти двадцать других детей, которые учатся чтению и письму, а еще они каждый день изучают естествознание и играют, и как важно, чтобы у детей беженцев был четкий распорядок дня, Кэм пришлось сказать ей, что Ноне почти девятнадцать.
Милая леди была шокирована.
– Но она такая малышка.
Пирра не моргнув глазом объяснила, что Нона очень многое пережила, болела и сейчас еще недоедает и именно поэтому выглядит такой угловатой и неразвитой. Милая леди согласилась, что у многих детей такие проблемы, но все же сложно представить, чтобы Ноне было больше четырнадцати. Она еще добавила, что телосложением Нона явно не в отца, и улыбнулась Пирре. Прежде чем кто-либо сумел ее остановить, Нона расхохоталась и сказала, что Пирра ей не отец. Милой леди это явно не понравилось – Нона заметила это по ее рукам, – и она сказала, что Ноне все равно стоит прийти. Что она может стать помощницей учительницы и помогать другим детям с уроками. Ей объяснили, что Нона не умеет ни читать, ни писать, и милая леди охнула.
К этому моменту Нона ощутила всю прелесть не только уроков по естествознанию и игр каждый день, но и громкой должности помощника Учителя и сказала:
– Я хочу попробовать, можно? Спасибо.
Милая леди предложила попробовать прямо на следующее утро и посмотреть, как пойдет. Нона была в восторге. Леди сказала, что она главная учительница и у них еще замечательная учительница естественных наук и что здорово было бы иметь в команде еще кого-то. Последняя помощница учительницы трагически погибла. Пирра поинтересовалась, виноваты ли в этом дети, учительница поджала губы и ответила, что это был взрыв водопровода.
Нона
Когда Пирра проводила милую учительницу, Камилла, которая бродила по кухне, спросила холодно:
– И что это было?
– Вытаскивала нас из дерьма, моя наивная красотка, – объяснила Пирра, падая в ужасающе заскрипевшее кресло. – Она сделала тебе и мелкой комплимент: дескать, она решила, что вы… работаете, а я ваш сутенер. Видит бог, торговать Августином и Альфредом и то было бы проще.
– Что такое сутенер? – пожелала узнать Нона.
Вместо того чтобы объяснить, что такое сутенер, ее отругали за то, что она сообщает кому попало номер дома и квартиры. Нона немедленно разрыдалась, но Камилла и Пирра не сдвинулись с места. Еще они решили, что она ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не пойдет в школу. Камилла сказала, что это слишком опасно, а Пирра – что это, конечно, обидно, но они должны вести себя осторожно. Нона ушла лежать на кровати и злиться.
Потом, много позже, когда Нона принимала ванну, а Пирра присматривала за ней, потому что тогда еще существовала опасность, что она неловко повернется и утонет в шести дюймах воды, Пирра небрежно сказала:
– Ты можешь походить в школу на полдня, на пробу, но сначала потренируешься отвечать на все вопросы.
Нона была в восторге.
– Почему? Как? Серьезно?
– Паламед поговорил со мной, а потом убедил Гект.
– Обожаю Паламеда, – сказала Нона и, воодушевившись, нырнула под воду с головой, чего обычно не делала, потому что смертельно боялась, что мыло попадет в глаза. Когда она вынырнула, отплевываясь, ей хватило присутствия духа спросить:
– Почему ты флиртовала с учительницей, она же тебе не понравилась?
Руки Пирры – она складывала белье, сидя рядом с ванной, – замерли.
– Почему ты решила, что она мне не нравится?
У Ноны не хватало слов, чтобы объяснить.
– Ну просто, как ты села… ты только иногда на нее смотрела. Все такое.
– Жаль, что ты не в Бюро, – сказала Пирра, не отвечая на вопрос.
Вот почему Ноне разрешили ходить в школу, убедившись, что она будет говорить, что живет с сестрой и подругой отца, а все остальные умерли. Версия была совсем обыденная и скучная, и она жалела, что ей не дали более интересного варианта, покруче.
Хотя Нона официально была помощницей учительницы, она быстро поняла, что в школе ее интересуют всего три вещи. Во-первых, игры, во-вторых, уроки естествознания и, в-третьих, цветные маркеры, которыми можно писать на визжащих досках, протирать их тканью и снова писать, что ей позволяли делать сколько угодно. Естествознание она любила на самом деле только потому, что во время этих уроков ей разрешали присматривать за Лапшой, собакой учительницы, грязно-белым существом с шестью лапами и мягким нравом. Она играла с Лапшой, пока всем остальным приходилось заворачивать кубики льда в носки, а милая учительница Джоли ставила оценки или пила горячий чай из большой чашки. Во время игр Нона следила, чтобы никто не закинул мяч в окно соседнего заброшенного здания. Мяч в этом случае пропал бы, потому что внутри все еще оставались мины и растяжки. Ни одна из этих обязанностей не казалась слишком трудной, и Нона думала, что ей повезло. Разумеется, ей не платили, но когда она ходила за молоком или разговаривала с людьми, которые пололи сорняки в парке, ей очень нравилось отвечать: «Я работаю в школе», когда ее спрашивали, чем она занимается. Все всегда говорили, что это полезное дело и что, конечно, они сами никогда об этом не думали, но она молодец.