Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке
Шрифт:
Морозов успешно работает и в области аэродинамики, публикует свою работу «Законы сопротивления упругой среды движущимся в ней телам» (1908). Она была утверждена как учебник для артиллерийских академий.
В то время Россия занимала ведущее место по аэродинамическим исследованиям, во главе которых стояли Н.Е. Жуковский, Д.И. Менделеев, М.А. Рыкачев, К.Э. Циолковский. Украсил этот ряд ученых своим именем и Н.А. Морозов.
Николай Егорович Жуковский высоко оценил вклад Морозова в аэродинамическую науку: «Сочинение Ваше я прочитал и нахожу данную Вами формулу хорошо подходящей к наблюдениям» [486] .
В 1910 г. Императорский Всероссийский
15 сентября 1910 г. на биплане Фармана он с известным авиатором Л.М. Мациевичем совершил свое первое воздушное путешествие. А через девять дней Мациевич погиб у него на глазах, пытаясь установить рекорд высоты на своем «Фармане». Причина гибели – летчик не пристегнул себя ремнем. Когда самолет набирал высоту, порвался один из тросов, скреплявших конструкцию, и запутался в лопастях винта; самолет стал деформироваться, а Мациевич при попытке выровнять его положение выпал из аэроплана. «… Вот она, неизменная доля этих пионеров великого будущего!» [487] – думалось Морозову. Он оставил себе на память половину деревянной распорки аэроплана, распилив ее. Один экземпляр подарил аэроклубу, а другой хранил в Борке на стене за письменным столом в течение всей оставшейся жизни.
31 октября 1910 г. Морозов совершает свой первый полет на аэростате вместе с капитаном Гебауэром. На этот раз Морозов был назначен пилотом и выполнял штурманские обязанности. Аэростат поднялся на высоту 3200 метров. Спуск затянулся, и они опустились уже ночью, в лесу. Николай Александрович и на земле взял на себя функцию штурмана и вывел друзей к деревне Вересь.
Затем Морозов совершает воздухоплавательные полеты в 1911 и в 1912 годах. Он с восторгом встречает эру воздухоплавания и авиации, связывает с ней великое будущее человечества, и в этом своем научном романтизме он близок другому научному романтику, гению космонавтики К.Э. Циолковскому, который связывал прорыв человечества в космос с ракетной техникой.
Морозов писал: «Только слепой может не видеть, что воздухоплавание и авиация кладут теперь резкую черту между прошлой и будущей жизнью человечества и что оканчивающийся теперь навсегда период бескрылого существования будет казаться грядущим поколениям таким же печальным, как и бабочке период ее жизни гусеницей. И вы, улетевшие сегодня на рассвете, – только первые ласточки начинающейся весны!» [488] .
Десять лет спустя свой цикл «воздухоплавательского познания» Н.А. Морозов запечатлел в книге «Среди облаков».
6.3. «Звездные песни». Н.А. Морозов на Первой мировой войне
В 1916 году Морозов встретился с издателем «Скорпиона» и предложил ему свои стихи, которые он объединил в сборник под названием «Звездные песни», т.к. в большинстве из них фигурируют небесные светила. Николай Александрович, просидевший многие годы в Шлиссельбурге и получивший опыт осторожности, попросил издателя посмотреть, «нет ли там чего-либо, что может не пройти цензуру, так как было бы жалко, если тираж уничтожат» [489] . Сомнения вызывало лишь «Беззвездное стихотворение», поскольку оно было явно направлено против Азефа и других провокаторов охранного отделения. Когда издатель высказал свое сомнение, Морозов возразил: «Оно единственное, за которое я буду стоять, во что бы то ни стало. Каждый писатель должен выразить свое возмущение подобными людьми. И пока я этого не сделал, так или иначе, мне будет казаться, что я не исполнил своего гражданского долга» [490] .
Весной 1910 г.
Морозов как истинный рыцарь духа и справедливости, человек не только мужественный, но и честный, порядочный (в том глубоком понимании порядочности, которое забывается в наше время «царства мерзавцев» в России), направил письмо в Московскую судебную палату с просьбой перенести обвинение с издателя на автора.
Судебное следствие оказалось пристрастным к бывшему шлиссельбургскому узнику. В судебном извещении, вызывавшем его на суд 24 ноября 1911 г. к 10 часам утра, указывалось, что ряд его стихотворений возбуждает к учинению бунтовщических деяний и ниспровержению существующего в России государственного и общественного строя и заключают в себе «дерзостное неуважение к верховной власти», и что он, Морозов, поэтому обвиняется по статье 128 п.1 и 2 и статье 129.
Вызов Морозова в суд у многих в петербургском обществе вызвал недоумение. Решение суда было жестким: приговор к году тюремного заключения.
Началась новая тюремная одиссея. «…В камере нахлынули старые воспоминания. Шесть лет жизни на свободе, светлые поэтические воспоминания о первой встрече с Ксаной, об их взаимной любви и безоблачном пятилетнем счастье в кипучей, интенсивной работе, у него – в области науки, у нее – в области искусства и музыки, показались ему светлым сном, от которого он теперь вдруг пробудился» [492] . После нескольких месяцев мытарств по разным тюрьмам России он оказался (не без помощи друзей) в Двинской крепости, где получил сравнительно комфортное проживание, которое он сам же и оплачивал.
Как и прежде, тюремное заключение стало местом интенсивного творчества. В Двинской крепости он дописал «Повести моей жизни», закончил книгу «Пророки», продолжавшую «Откровение в грозе и буре», написал несколько научных статей.
Освободили Морозова по амнистии в связи с празднованием 300-летия дома Романовых 21 февраля 1913 года.
«После двинской крепости он стал говорить, что цель жизни состоит в том, чтобы преодолеть препятствия» [493] .
Первую мировую войну Морозов встретил как русский человек и патриот. В январе 1915 года надел ватное пальто защитного цвета, высокие сапоги, и с белой повязкой с красным крестом отправился на фронт в качестве делегата Всероссийского Земского Союза помощи больным и раненым воинам.
В пропуске, полученном им в штабе Северо-Западного фронта, удостоверялось, «что делегат Всероссийского Земского Союза Николай Александрович Морозов имеет право въезда в районы расположения всех штабов Армий Северо-Западного фронта, о чем удостоверяется соответствующими подписями и приложением печати» [494] .
В этот период Н.А. Морозов размышляет над проблемами социологии войны. Его тревожат такие социологические вопросы: «почему война вообще возможна среди не только первобытных, но и культурных народов?», «к каким конечным результатам приводит этот процесс?» [495] . Встречи среди военных и беседы с ними на фронтах в Польше добавили ему массу наблюдений для социологических выводов. Он переживал за женщин, участвующих в войне. «Во всем ему хотелось видеть женщину равноправной с мужчиной, за исключением одного – участия в войне» [496] .