Нопэрапон, или По образу и подобию
Шрифт:
– Я… я хочу найти себя, Наставник!
– Похвальное желание, – одобрительно кивнул настоятель. – Я вижу: ты не спешишь первым усесться за стол, не набрасываешься на еду, подобно голодному псу, не чавкаешь, как свинья, спеша насытиться; и от работы не увиливаешь… в отличие от предложений Хага.
Томонари позволил себе слегка улыбнуться.
– Но если ты действительно хочешь прийти к Будде – тебе здесь не место. Надо ли объяснять – почему? Пожалуй, я смогу дать тебе рекомендацию в один из монастырей. «Пять Гор» тебя не примут, там строгий устав,
– Благодарю, Наставник!
– Не спеши благодарить. Я еще ничего не сделал. Да и жизнь в закрытых монастырях куда тяжелее, чем у нас. Выдержишь ли?
– Я искал уединения, Наставник. Уединения, чтобы найти в нем покой для своей истерзанной души. Но здесь – простите, Наставник! – здесь я не нашел его! Ни уединения, ни покоя! Может быть, в монастыре…
– Может быть, – задумчиво повторил настоятель. – А может, тебе лучше попробовать стать бонзой? У тебя актерский талант привлекать к себе сердца, это очень важно для священнослужителя. Как полагаешь?
– Стать бонзой?
Мотоеси не совладал со своим голосом.
Сомнение прорвалось само собой.
– Я понимаю, о чем ты подумал. Знаешь, не все священники такие, как бонза Хага. Да и он, кстати, вполне справляется со своими обязанностями, миряне им весьма довольны. Да, Хага отнюдь не святой… так и я не святой! Ты хочешь быть чище, лучше? Будь! Может быть, чин священника, человека, помогающего мирянам стать ближе к небу, как раз предназначен для тебя? Подумай, Ваби.
– Да, Наставник. Я подумаю. Но мне кажется… мне кажется, лучше бы мне было совсем уйти от мира.
– И все-таки: подумай. Если ты решишься и тебе понадобится рекомендация (а она тебе понадобится в любом случае) – ты ее получишь. Иди.
4
Ночь медлила только снаружи – в храме она уже полностью вступила в права наследования после безвременно сгоревшего дня. Лишь теплые огоньки лампадок перед статуей бодисаттвы Каннон-Тысячеручицы слегка разгоняли копившийся здесь годами сумрак.
Сумрак пах старым травяным сбором, курящимися благовониями и пылью столетий.
«Наверное, так должна пахнуть Вечность», – подумалось Мотоеси.
Прежде чем заменить свечи перед замершей на возвышении статуэткой Будды Амиды, послушник с почтением опустился на колени перед изображением бодисаттвы, символом милосердия, и некоторое время беззвучно шептал молитву. Потом, замолчав, еще посидел минуту-другую, приводя в порядок мысли.
Мотоеси любил бывать здесь, любил сидеть в одиночестве перед многорукой заступницей. Почему-то именно перед ней – а не перед Буддой Амидой; может быть, богиня Милосердия, добровольно отказавшаяся от ухода в нирвану ради ободрения и утешения страждущих, была ему ближе хозяина западного рая? Может быть, он надеялся, что богиня наконец проявит милосердие и к нему, невезучему Мотоеси, избавив от проклятого дара?
Молодой послушник сам не знал этого. Просто здесь ему было хорошо. Здесь он мог спрятаться от гнета внешнего мира,
«Монастырь мне тоже не поможет, как не помог уход в храмовую обитель…»
Мысль, всплыв из темных глубин дремлющего сознания, была удивительно ясной и отстраненной, словно Мотоеси подумал сейчас о ком-то другом, постороннем.
Все было правильно. В благочестивых просветленных монахов после двух лет, проведенных в «Озерной обители», верилось слабо. Таких – единицы. Равно как и в миру. А значит, он снова будет ежедневно вариться в котле чужих-своих страстей, только теперь – за глухими стенами монастыря.
Может, прав старый настоятель, и ему лучше пойти по пути священника? Но ведь священник почти все время среди людей! Свадьба ли, рождение ли, похороны – всякий раз люди зовут бонзу. Одним нужен амулет для отпугивания нечисти, другим пора День удаления справлять…
Да чужие горести и радости просто-напросто выжгут его изнутри, сведут с ума!
Есть еще один выход: уйти в горы, стать отшельником. Странно, почему раньше это не пришло ему в голову?! Когда рядом не будет никого, совсем никого, проклятие нопэрапон окажется бессильным…
Выход?
Или новая ловушка?
– Да поразит тебя раньше времени старческое бессилие, сын осла и собаки! – громыхнул снаружи чей-то подозрительно знакомый голос. – Чем это ты тут занимаешься?! А ну, говори, где ваш настоятель, где этот дряхлый пожиратель любимых кроликов Будды?!
Ну, разумеется, это был Безумное Облако, кто же еще?!
Вот только с чего бы бродячему иноку заявляться в храм Кокодзи, который дзэнский мастер справедливо считал «обителью бессмысленного разврата и бездарного чревоугодия»?
Не иначе, небо на землю упало?
– Иду, святой инок, уже иду, сейчас доложу, мигом… – донеслось до послушника испуганное блеянье Сокусина.
Интересно, за каким это занятием застал его Безумное Облако?
С излишней поспешностью заменив свечи и долив масла в лампадки, Мотоеси поспешил наружу.
Подмести в храме он так и не успел, за что его наверняка ждал очередной нагоняй, – но сейчас молодому послушнику было не до метлы. В сердце холодной змеей шевелилось злое предчувствие – и юноша спешил увидеть Безумное Облако, наверняка принесшего какую-то важную весть.
Вряд ли – добрую…
В темноте суматошно метались огни фонарей в руках всполошившихся обитателей Кокодзи. Вскоре к ним присоединилось пламя двух факелов, и Мотоеси двинулся в ту сторону. Шаг, другой, третий; вот и разговор слышен.
– Да этот старый чревоугодник по сравнению со всеми вами – просто патриарх Дарума! Ноги моей больше…
– Пусть святой инок не изволит гневаться! У нас ведь не монастырь, у нас всего лишь скромная обитель…
Пламя факелов неожиданно метнулось из-за деревьев прямо навстречу Мотоеси – и вместе с пламенем донеслись слова: