Нора
Шрифт:
Вроде бы правильно все сказал, нo Норе захотелось повредничать:
— Ну что ты из всего делаешь такую трагедию? Расслабься и получи кайф! А тo еще будешь, как Силантьева, ходить пришибленный и жаловаться, что в астрале напряжение. «Ой, перед этой контрольной по физике у меня все чакры закрылись», — протянула она голосом Ани Силантьевой. Сурт продекламировал с выражением скороговорку:
Я сидел на муладхаре, упражнялся на ситаре. Дзэн-буддильник зазвонил, я очнулсяза что получил по голове подушкой. В ответ на это Нора была молниеносно укутана в собственное одеяло по самые уши. Сурт водрузил на безгласное тело свою ногу:
— Кто победил?
Тогда она легким, идеально рассчитанным движением вытекла из свертка, как зубная паста. Вскочила на ноги, подошла к ошеломленному победителю и заявила:
— Я.
А потом вдруг поцеловала его прямо в ушастую морду, потому что поняла, что именно это и надо было сделать.
3. Несть эллина и иудея
Эллином был футбольный бог Гена Пентекосто, прирожденный плут с телом Аполлона и ногами Антея, легко одолевавший любые ворота, кромe ворот Храма Науки. Много позже он так и не досдаст химию, научится крутить нунчаками и умрет от ножевых ран в девяносто третьем, подравшись не то за демократию, не то против нее.
Иудейство бесповоротно оккупировал Хайчик Рахамимов, смуглокожий сын хирурга из Махачкалы, двадцать лет назад получившего прописку и ставку в районной больнице. Хайчик был круглым отличником и обладателем резинки, футболки и рюкзака (а злые языки говорили — и трусов) с бело-голубым знаменем Государства Израиль; зато у него начисто отсутствовали чувство юмора и все остальные чувства, кромe чувства национальной гордости. Одноклассников-неевреев он искренне жалел, а на своих единоплеменников смотрел критически-высокомерно, называя их не иначе, как ашкиназы, что на древнем тайном наречии обозначало «вроде как и не евреи вовсе». К ашкиназам были отнесены Миша Левкомайский, Яна Шпеер, левая половина Ани Силантьевой и Володя.
Национальный вопрос в классе не стоял, и всплывал только теоретически. Рахамимов относил это за свой счет, заявляя, что антисемиты молчат, когда евреи сильны духом. Володя говорил, что пocлe этих тирад ему иногда хотелось пополнить собой поголовье антисемитов. А когда Вера Петровна, обсуждая с классом судьбу Бродского, позволила себе разделить поэтов на русских и русскоязычных, замолчать ее заставил взгляд Сурта…
Нору, как не-человека изначально, вопрос об отличии людских разновидностей не волновал, хотя ей было тяжело слышать, как безумные смертные терзают друг друга из-за крови, текущей в жилах. Правда, у нелюдей это встречалось не реже.
В мир «Властелина Колец» и «Сильмариллиона» Кайра проникла всего за год до первого разговора с Суртом, и заболела надолго. Она всматривалась — а иногда и вмешивалась — в события Войны за Кольцо, радовалась красоте священного Валинора, печально наблюдала горящие корабли в Лосгаре и сетовала, что эльфы, как и их младшие братья, убивают друг друга по национальному признаку.
Сурт комментировал: «это — плоть. Мясо. Пусть эльфийское, нетухнущее, нo все
Она парировала: «стань тенью, бедный сын Тумы». А он ответил:
Постепенно человек теряет свою форму и становится шаром.
И, став шаром, человек утрачивает все свои желания.
— Ой, а это кто?
— А это Хармс.
Хайчик Рахамимов уедет в Израиль и будет время от времени поражать бывших одноклассников пространными письмами с обилием фотографий и восклицательных знаков.
4. В переводе Маршака
Еще можно было видеть миры, о которых в книжках не написано. Это умение она открыла поздно, лет в тринадцать, залетев неожиданно из Шотландии на плавучий остров Авалон, и отправившись на нем путешествовать к континенту Лирг, населенному синими эльфами, безмолвными подданными королевы Керл. Синие эльфы светились в темноте, как Хатифнатты вo время бури, и общались при помощи радиоволн. А общий язык с ними Кайра нашла, построив передатчик на кремниевых полупроводниках, за что была награждена орденом Второго Магического Круга.
— Вот так я развлекалась, — закончила она.
Нора и Володя стояли на каменной террасе и смотрели вниз. Пахло соленой водой, свежей рыбой и углями. На соседних террасах стояли молодцеватые рыбаки с длинными удочками и старательно делали вид, что выполняют свои обязанности. На самом деле все, кромe наивных туристов, знали, что рыбакам платят за поддержание мифа, а всю рыбу завозят мешками из Доцба, где она в три раза дешевле. На этом фоне особо забавным казался начертанный на арке девиз.
— Йоцае бшен Очен азш… аж йаммд рьшае б Очен, — прочел Володя вслух.
— Не везите в Очен рыбу, а приходите туда сами, — перевела Нора. — Зайдем, посидим?
— Куда, в «Даршин» или в «Мнадин бшен»?
— Нет, мне ни туда, ни туда не хочется, а хочется во-он в ту, маленькую тавернушку, видишь, где осел стоит и мальчишка?
Володя присмотрелся.
— Ладно. Ты отвечаешь за качество. Только нам надо как-то называться, а то оченские официанты любят документы больше чаевых. Я буду Бйан. — и он достал из нарукавной сумки квадратное удостоверение гражданской свободы.
— Бйан, говоришь. — Нора призадумалась. — Тогда я… я буду Мабиб. У них тут поэма была про такую, ее рыба проглотила живьем, как пророка Иону. — Она ловко вынула из сумки удостоверение и расческу, наскоро причесалась и поправила Володины волосы. — Идем.
Толстый приземистый официант с удостоверением, приколотым на манер брошки к замусоленному переднику цвета аквамарин, усадил их за столик с видом на море, и поинтересовался:
— Будете жамц нюхать?
— Обойдемся, господин… э-э… Матшех, — произнес Володя, вглядевшись в квадратную табличку. — Лучше две тарелочки ухи ассорти и кувшин вина.
— Какого вина пожелаете, господин… э-э… Бйан?
— Давайте доцбского, чтобы рыба чувствовала себя как дома, — ответил Володя, и Нора расхохоталась.
Глотая аппетитную уху ассорти, они смотрели, как ветер подгоняет к мысу разноцветные рыбацкие лодки. На пляже внизу загорали голопузые туристки из Миле, а почтенные старые аборигены вышагивали между ними, держа на поводке откормленных сторожевых игуан.
— В сущности, мы ничего нового в человеческую культуру времяпрепровождения не вносим, — задумчиво сказал Володя.