Норби
Шрифт:
Боль отступила, почти не напоминая о себе. Вокруг шумел майский лес, дышать было легко, и доброволец Земоловский быстро поймал нужный ритм. Вспомнилась даже песня, под которую легче шагать. Только мелодия, но хватило и ее. Можно не считать шаги, не прислушиваться к себе, просто идти вперед.
О задании он особо не думал. Мелькнула и сгинула мысль, что конный разъезд справился бы куда быстрее, но мало ли какие соображения у начальства? Вдруг русские и вправду уже здесь, смотрят на него сквозь молодую листву? Пару раз он даже останавливался, пытаясь что-то заметить и услышать, но тщетно.
Перед разведкой его переодели, выдав пиджак и брюки не по росту. Пришлось закатывать рукава и подтягивать ремень. Пан подпоручник посоветовал, если спросят, валить все на неведомого крестьянина, что на телеге. У него, мол, и купил на последние деньги. Главное же, держаться твердо, не сбиваться и повторять одно и то же, даже если станут спрашивать десять раз подряд.
Неведомая песня не отпускала, и бывший гимназист даже ускорил шаг, пытаясь поймать забытые слова. Песню он вспомнил не зря, под нее маршировали. Кто? Когда? Кажется, он тоже шагал в строю.
Дождей давно не было, земля высохла, но бывший гимназист все же заметил следы копыт. Русские? Или бравые уланы уже здесь проезжали? Заметили опасность, повернули назад. Ничего, скоро узнает!
До лесничества, если пану подпоручнику верить, чуть больше километра. Сначала должен быть перекресток – еще одна просека, причем пошире этой. Там свернуть налево.
Пан подпоручник не верит добровольцу Земоловскому. Шпион, да еще русский! А зачем засылать в полк шпиона? Нет, не в полк – в партизанский отряд? Связи нет и не будет, значит, все шпионство коту под хвост. Или.
Бывший гимназист невольно усмехнулся. Смысл все-таки есть! Русские отряд потеряли, а он сейчас убежит – и точное место укажет. Время до заката еще есть, русские успеют отрезать все пути.
И все-таки в разведку послали именно его!
Доброволец Земоловский махнул рукой. Командованию виднее! Пан майор знает, лично в разведку проводил. Правда, не сказал ни слова, только поглядел как-то странно.
Перекресток!
Ворота были закрыты, зато калитка – настежь. Возле ворот – следы копыт, причем явно свежие. Кажется, он здесь не первый. Бывший гимназист заглянул в калитку.
– Эй, хозяева! Эй!
Дом угрюмо молчал. В конце дорожки он заметил собачью будку и лежащую на земле цепь. Слева от дома – сарай, ворота открыты.
– Хозяева!
Не дождавшись ответа, вошел во двор и чуть не наступил на пустую бутыль сизого стекла. Поднял, принюхался, бросил. Сивуха!
Крыльцо – и приоткрытая дверь. На всякий случай он постучал, уже зная, что не ответят. Разве что затаились, держа дверь под прицелом, но тогда почему бутыль уронили?
Вошел.
В сенях прямо на полу лежал тулуп, примятый чьим-то сапогом. Наверняка сняли с крючка на стене. Всю одежду забрали, тулупом же отчего-то побрезговали. То ли хозяева в спешке бежали, то ли незваные гости распорядились.
Тулуп он перешагнул, дошел до двери в комнату, приоткрыл. Хотел вновь позвать, но заглянул – и передумал. Хозяев нет. Нет и незваных гостей, хоть были они совсем недавно. Всюду беспорядок, большой сундук в углу открыт, вещи лежат на полу. Возле
Он подошел ближе и поморщился. И тут сивуха! Не бимбер, не ксенжицувка [12] , а именно она, такую можно пить, только нос зажимая. Но пили, причем втроем. Кружка, два стакана, нарезанный прямо на столешнице лук и… газета «Красная звезда»! В масляных пятнах, с кусочком присохшего сала.
12
Бимбер – один из видов польского самогона. Ксенжицувка – то же, но встречается реже, прежде всего в Подляском воеводстве.
Что докладывать начальству, бывший гимназист уже знал, но на всякий случай прошел в следующую комнату, а затем заглянул в коморку. Приехали, разграбили, перевернули все вверх дном. Хозяев то ли забрали с собой, то ли те успели в лес нырнуть.
На всякий случай он еще раз осмотрел комнату, где гости пировали. Окурки прямо на полу, еще один кусок сала, раздавленный чьей-то подошвой. Скамья возле окна. А на скамье.
Все еще не веря, доброволец шагнул ближе. Командирская сумка! Кожаная, с металлической застежкой и ремнем! Неужто забыли по пьяному делу? Взял в руки (тяжелая!), открыл – и присвистнул. Если и упились, то в смерть, так что и себя не помнили.
Пистолет!
Достал, взвесил в руке, осмотрел. Память подсказала: русский ТТ, он же Тульский Токарева, самозарядный, действует за счет отдачи при коротком ходе ствола. Восемь патронов, кнопка защелки магазина на левой стороне рукоятки. Неужто забыли? Будет трибуналу работа!
Уже ничему не удивляясь, он пошарил в сумке. Что там еще? Неужели карта? В трибунал!
Карта оказалась настоящей, военной, на тканевой основе. Красные стрелки, синие, карандашные пометки, чьи-то подписи внизу.
Он присел на лавку, усмехнулся. Ну, точно, пиратский клад! Пятнадцать человек на сундук мертвеца – и две бутыли сивухи. Потом задумался, вновь изучил карту – и занялся пистолетом. Отсоединил магазин (кнопка справа!), выщелкнул патроны.
– Стой, – окликнули из-за дерева. – Кто идет?
– Семь, – откликнулся он. – Отзыв?
На поляне пахло дымом, возле полевой кухни выстроилась очередь с котелками, усатый ротмистр, заместитель майора, что-то внушал двум стоящим по стойке «смирно» шеренговым. Доброволец Земоловский взвесил командирскую сумку в руке, прикидывая, где ему искать пана подпоручника, но тот объявился сам, словно соткавшись из теплого вечернего воздуха.
– Сходили?
Следовало доложиться по всей форме – или хотя бы принять должный вид, но он лишь пожал плечами.
– Никого там нет. И. Возьмите вашу сумку.
Офицер взглянул недобро.
– В каком смысле – мою?
– В прямом, – бывший гимназист усмехнулся. – На русской карте – Гродно, а мы уже за Белостоком. А в пистолете патроны – вареные. Решили проверять, так придумали бы что-нибудь похитрее.
Пан подпоручник сумку забирать не спешил, думал. Наконец, вскинул голову.