NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества
Шрифт:
Это был ее отец. Он стоял к ней спиной, держа банку «Штро». Другой рукой отец водил под струей холодной воды в рукомойнике, поворачивая фаланги пальцев под водопроводным краном.
Вик не знала, сколько времени отсутствовала. Часы на тостере не помогали. Они вновь и вновь мигали на 12:00, словно стояли в режиме перезарядки. Свет не горел. Комнату наполняли тени позднего вечера.
– Папа, – спросила она усталым голосом, который едва узнавала. – Сколько сейчас времени?
Он посмотрел на газовую плиту, затем
– Будь я проклят, если знаю. Пять минут назад мигнул свет. Думаю, вся улица…
Он оглянулся на нее, и его брови вопросительно приподнялись.
– В чем дело? С тобой все в порядке?
Он выключил воду и схватил полотенце, чтобы вытереть руку.
– Ты выглядишь слишком бледной.
Она засмеялась, напряженно и без юмора.
– То же самое говорил Пит.
Казалось, что ее голос проходил долгий путь – из другого конца длинного тоннеля.
– Какой еще Пит?
– С пляжа Гэмптона.
– Вик?
– Я в порядке.
Она безуспешно попыталась проглотить слюну. Ей жутко хотелось пить, хотя Вик не понимала этого, пока не увидела отца, стоявшего с холодным напитком в руке. Она на миг закрыла глаза и представила запотевший стакан холодного грейпфрутового сока – образ, который заставил каждую клеточку ее тела болеть от жажды и желания.
– Мне очень хочется пить. У нас есть какой-нибудь сок?
– Прости, малышка. Холодильник почти пустой. Мама еще не была в магазине.
– Она легла?
– Не знаю, – ответил он.
Отец пропустил не волнуйся, но это было в его тоне.
– Ой! – сказала Вик и, стянув браслет с запястья, положила его на кухонный стол. – Когда она выйдет из спальни, передай ей, что я нашла браслет.
Он захлопнул дверь холодильника и посмотрел на нее. Его взгляд переместился на браслет, затем обратно на нее.
– Где?..
– В машине. Между сиденьями.
В комнате потемнело, словно солнце исчезло за огромным облаком. Вик покачнулась. Отец приложил к ее лицу тыльную сторону руки, которой держал банку рома. Он стер обо что-то свои костяшки.
– Господи, ты вся горишь! Эй, Линн?
– Я в порядке, – сказала ему Вик. – Мне просто нужно полежать минуту.
Она не имела в виду, что будет лежать прямо там. В ее планах было вернуться в свою спальню и вытянуться под потрясающим новым постером Дэвида Хассельхоффа. Но ее ноги подогнулись, и она упала. Отец поймал дочь, прежде чем она ударилась об пол. Он подхватил ее в воздухе – одна рука под ногами, другая под спиной – и вынес в коридор.
– Линн, – снова позвал Крис Макквин.
Линда вышла из спальни, прижимая к углу рта мокрую мочалку. Пушистые каштановые волосы были взлохмачены, а глаза – расфокусированы, словно она спала. Ее брови нахмурились, когда она увидела девочку на руках мужа.
Миссис Макквин встретила их у комнаты дочери. Она вытянула
– Что с ней случилось?
– Она упала в обморок, – ответил Крис.
– Я не падала, – поправила его Проказница.
– Стопроцентная лихорадка, сопутствующий обморок, и она еще хочет спорить со мной, – с восхищением сказал ее отец.
Ее мать опустила мочалку, которую прижимала ко рту.
– Тепловой удар. Три часа в машине, потом поездка на велосипеде плюс отсутствие солнечного экрана. Она ничего не пила, кроме прокисшего молочного коктейля у Терри.
– Это солнечный удар, – поправила ее Вик. – У Терри это называется солнечным ударом. Ты поранила рот.
Ее мать лизнула уголок раздувшихся губ.
– Пойду налью стакан воды и возьму ибупрофен. Мы обе примем одно и то же лекарство.
– Пока будешь на кухне, забери свой браслет, – сказал Крис. – Он лежит на столе.
Линда сделала два шага и лишь потом поняла, что сказал ее муж. Она оглянулась. Крис Макквин стоял у дверей в комнату Вик. Он по-прежнему держал дочь на руках. Проказница могла видеть Дэвида Хассельхоффа над своей кроватью. Тот улыбался ей и выглядел так, словно едва сдерживал желание подмигнуть: С тобой все будет хорошо, подруга.
– Браслет был в машине, – сказал Крис. – Проказница нашла его.
Вик спала.
Ее сны представляли собой бессвязную череду неподвижных образов: человека в противогазе на цементном полу, мертвую собаку с размозженной головой и обочину дороги, лес высоких сосен, увешанных слепыми белыми ангелами.
Последний образ был таким живым и таинственно грозным – ангелы, мелькавшие в ветвях, и темные сосны в шестьдесят футов высотой, качавшиеся на ветру, словно опьяневшие кутилы на языческой церемонии, – что ей захотелось заплакать.
Она пыталась закричать, но не могла издать ни звука. Ее погребла под собой удушающая лавина тени – большая, как гора, куча мягкого безвоздушного вещества. Она старалась выбраться из-под нее, отчаянно копая проход, с гневом, из последних сил молотя руками, пока внезапно не нашла себя сидящей на постели. Все ее тело было покрыто потом. Отец находился за ее спиной на краю кровати и держал дочь за запястья.
– Вик, – говорил он. – Вик! Расслабься. Ты только что ударила меня так сильно, что чуть не свернула мне голову. Ложись. Это папа.