Носитель фонаря
Шрифт:
Зеленые глаза ожгли меня неожиданно ледяным взглядом, после чего богиня снова рассмеялась.
– Теперь ты ждешь от меня награды?
Я пожал плечами.
– Я ведь с тобой уже расплатилась – расплатилась собой.
Я хотел было возмутиться, но потом вспомнил про «Удача +5» и не стал.
– Как ваш жрец – я что-то должен делать?
– Да, каждый день ты должен, раздевшись донага, купаться в утренней и вечерней росе… да шучу я, шучу. Хотелось просто опять посмотреть на твою недоуменную рожу. Нет, жрец Нимис Динкан, богине удачи не служат в храмах и не вымаливают у нее
– А зачем вам тогда святилище?
– Пусть будет, – пожала она плечами, – Все-таки недвижимость. К тому же забавно будет глядеть на всех этих толстяков, которые станут, пыхтя, взбираться по десяти тысячам ступеней, чтобы пожертвовать несколько грошей в обмен на здоровье и богатство. Я люблю смеяться.
Тут она нахмурилась, прислушавшись к треску травы.
– Тебе пора возвращаться. И запомни, я не умею быть благодарной, я не умею быть справедливой, но иногда я умею награждать.
Богиня узкой ладонью хлопнула меня по плечу, и я провалился сквозь землю.
– И где ты был, позволь узнать? – спросила Ева, скрестив руки на груди. – Мы тут битый час дергаемся!
– Ну не час, Евик, – сказал Акимыч. – минут десять, не больше.
– «Битый час» – это фигура речи!
– Я был на аудиенции у Злой Девки.
– О! Она тебе что-нибудь дала?
– Нет. Она сказала, что не умеет быть благодарной.
– Ну, конечно, отхватила на халяву бальмы тысяч на семьсот, не меньше… Ладно, пойдемте отсюда, сил моих нет больше на это псячье святилище пялиться.
Мы открыли дверь, и Ева даже вскрикнула. От порога святилища, стоящего на вершине поросшей зеленью высокой горы, вниз, извиваясь, вела бесконечная каменная лестница. На первой же ее каменной площадке был водружен огромный сверкающий сундук. Сделанный из тяжелого даже на вид золота, украшенный разноцветными каменьями с кулак величиной, с округлой, заманчиво приоткрытой крышкой – сундук заливал золотыми всполохами камень вокруг себя.
– Что это? – спросил Гус.
– Думаю, это наш клад.
– Невероятно, – сказал Лукась. – Один сундук сам по себе целое сокровище.
– Увы, – сказала Ева, – сундук исчезнет, как только мы его опустошим. И давайте-ка быстро-быстро опустошать его в ритме пасодобля.
Она спорхнула по лестнице, откинула крышку, начала быстро вытаскивать из сундука содержимое, запихивая его в инвентарь. Центр системных уведомлений запестрел сообщениями в стиле «Кольчужные сандалии пьяного монаха» и «Кувшин Аль-Тавирского ценного пойла».
– Что стоите? Быстро! Вытаскивайте все и выгребайте, потом разберемся!
Мы сгрудились у сундука и хором принялись выгребать оттуда золотые, серебряные и медные монеты вперемежку с блестящими камешками, железками, тряпками и прочим барахлом.
– А куда такая спешка-то? – спросил Акимыч, запихивая в сумку вазу с высоким горлышком. – Сундук исчезнет?
– Исчезнет, только когда опустеет, но нам срочно пора делать ноги. Ищите спуск где-нибудь в той стороне.
– А лестница нас чем не устраивает?
– А тем, что на здешних горах вообще-то редко появляются храмы из древних легенд, и я тебя уверяю,
– Не очень, – сказал Гус, – но он весь порос кустарником.
– Вот и хорошо, будем под кустарником ползти, – сказала Ева, поспешно соскребая со дна сундука последние монетки.
Гора действительно не была отвесной, зато кустарник был очень уж колючим, так что сползать по нему, фактически лежа, оказалось, мягко говоря, не слишком комфортно. Катились, кувыркались, где можно крались гуськом мы вниз часа два. На одном особо неприятном участке, где приходилось изо всех сил держаться за покрытые мелкими шипами ветки, дабы не рухнуть вниз и не сломать себе шею, мы были отчасти вознаграждены за наши страдания зрелищем Хохена, кубарем пронесшегося мимо со страшным грохотом: как я успел рассмотреть, летел он в основном вниз головой. Лукась огорченно вскрикнул.
– Ничего с твоим драгоценным Хохеном не будет, – пропыхтела Ева, пытающаяся проползти от одного куста к другому. – Если помнется, мы к нему жестянщика вызовем.
– О, первый пошел, – сказал Акимыч задирая голову.
В небе с пронзительным криком пролетела чайка, несущая на спине седока.
– Даже если сюда прилетит какой-то клан и увидит нас, и заподозрит, что с нас есть что взять, – рассуждал я, аккуратно сползая на животе между камнями и чувствуя, как мое тело бережно нашпиговывают тысячи мельчайших колючек. – Так вот, если они нас даже убьют, то деньги, конечно, все выпадут, но основная ценность, как я понимаю, в вещах, а риск при смерти потерять вещи из инвентаря не так уж велик.
– Ага, – согласилась Ева, проезжая мимо меня на пузе. – А потом встретят нас на выходе из здешнего кладбища и снова убьют. И снова. И будут заниматься этим до тех пор, пока из нас совсем не перестанет сыпаться всякое прекрасное. Ради хорошего лута, – грех карму не попортить: отмолят и отмоются. Стражи нет, земли свободные, режь, кого хочешь.
– Интересно, – сказал Лукась, проезжая вслед за Евой, – какова примерная стоимость нашей добычи.
– Доберемся – разберемся, – откликнулась снизу Ева. – Но, конечно, это и близко не цена целого храма из бальмы. Нам с тобой, Нимис, еще предстоит как следует поговорить о том, что торчит у тебя из шеи и имеет наглость называться головой.
– Хорошо, – не стал спорить я.
Когда мы добрались до подножья горы и обнаружили там нервно топтавшегося в ожидании нас Хохена, на котором не было ни единой царапинки, мы меньше всего были похожи на ценную добычу. Грязный, ободранный, всклокоченный и исцарапанный клан "Зеленый Лист" являл собой поистине жалкое зрелище, но Ева все же настояла на том, чтобы мы возвращались в Шоан не по дороге, а окончательно сбили ноги, пробираясь к городским воротам между каменных насыпей и разбитых валунов, гряды которых то тут, то там сомнительно украшали серую песчаную равнину.