Носорог для Папы Римского
Шрифт:
— Это был его секретарь, — фыркнул Батиста. — Его высокомогущество редко когда спускается сюда самолично. — Он показал позвякивающий мешочек. — Двадцать сольдо, однако. Совсем неплохо.
Ханс-Юрген повернулся и стал дальше протискиваться через поток людей, которые теперь с унылым видом то пересекали, то уступали ему дорогу. Йорг поворачивал голову из стороны в сторону, будто искал чего-то в глухой стене. Он ухватил Ханса-Юргена за руку.
— Что случилось? — спросил он. — Я слышал какие-то крики.
— Аудиенции сегодня не будет, — прямо сказал Ханс-Юрген.
— Не будет аудиенции? — эхом
Они бросили свою игру и подобрались ближе.
— Когда же в таком случае мы увидим Папу? — спросил Вильф.
— Завтра? — попытал удачи Вульф.
Такие же вопросы разными почерками были написаны на лицах у других: почерком недоумения — у Иоахима-Хайнца, почерком изумления — у Хайнца-Иоахима, почерком разочарования — у Гундольфа и Флориана. Различные сочетания этих чувств читались и на лицах остальных, выстроившихся за ними. Позади всех стояли Герхард, Ханно и Георг, чьи лица не выражали ничего, кроме скептицизма, и Ханс- Юрген ощутил беззвучное гудение, что эхом долетело из оставшегося вдали монастыря: в нем была неопределенность, неуверенность. Чувствовалось, что среди монахов растет недовольство. Это не должно случиться еще раз, подумал он. Он не может снова их потерять. Но затем зазвучал голос приора.
— Что ж, — сказал отец Йорг, глядя в окружившие его лица, — если его святейшество не может нас принять, он, я думаю, не будет против того, чтобы мы совершили службу в его часовне. — Тон у него был беззаботным, даже шутливым.
Монахи переглядывались. Часовня Папы? Что это такое?
— Сегодня он испытывает нас, — продолжал Йорг. — Завтра он нас вознаградит. Мы отслужим мессу своему благодетелю — и отслужим ее в величайшей церкви всего христианского мира.
Он повернулся и зашагал по направлению к воротам. Несколько мгновений никто не шелохнулся, и Ханс-Юрген затаил дыхание.
— В церкви Святого Петра! — призывно крикнул Йорг, обернувшись.
Имя Петра всколыхнуло их — а может быть, та уверенность, что слышалась в его призыве. Первым был Флориан, за ним последовал Фолькер. Они двинулись вперед, затем ускорили шаг, чтобы догнать приора, и за ними пошли все остальные. Увлекая за собою последних, Ханс-Юрген медленно перевел дух, тихо-тихо, чтобы никто из них не заметил.
Им попадались вывески, разрисованные синими, черными и рыжими котами, митрами с крестами и без крестов, улыбающимися солнцами, безголовыми матросами, барабанами, компасами, опускными решетками, рыбами нескольких сортов, но таверна «Сломанное колесо» пока не обнаруживалась. Они трижды обошли церковь Санта Катерина, прошли полпути вниз по виаделле Боттеге-Оскуре, вернулись, дважды пересекли туда и сюда реку и успели увидеть башню Мелингуло под семью из восьми возможных углов, прежде чем Бернардо заметил узкий проход, идущий между огромной конюшней и полуразрушенным зернохранилищем. В дальнем конце этого прохода из стены высовывался шест, с которого когда-то могла свисать вывеска — возможно, та самая, которую они искали. Они двинулись вперед.
Под шестом был низкий и узкий дверной проем. Согнувшись пополам, они заглянули внутрь и увидели провалившийся пол, несколько
— Не это ли таверна «Сломанное колесо»? — спросил Сальвестро.
При его словах человек за прилавком опрокинул содержимое стакана себе в глотку, задохнулся, закашлялся, отрыгнул и кивнул. Из глубины здания доносился гомон людей, разговаривавших на повышенных тонах. К ним приблизилась лежавшая у двери собака. Стоявший за прилавком упорно их игнорировал. Сальвестро взглянул на голый шест.
— Где же в таком случае колесо? — осведомился он.
— Сломалось, — последовал ответ. Человек за прилавком сосредоточенно наливал себе очередную порцию. — Ищете кого-то?
— Да, Лукулло. — Тот окинул их острым взглядом, горлышко бутылки отклонилось, и из него пролилось немного жидкости на прилавок. — Нас направил сюда его сын, Лучилло.
Собака, перестав их обнюхивать, отошла в сторону.
— В задней комнате. — Вторая порция последовала за первой, и человек пустым стаканом показал на дальнюю стену, у которой мрак сгущался. — Ступайте по коридору и не открывайте дверей, которые уже не открыты.
По мере того как они пробирались по темному коридору, гам становился все громче и отчетливее — громкая перепалка время от времени смешивалась с выкриками и возгласами, — и наконец, спустившись по трем ступенькам, они оказались в четырехугольном помещении размером почти с зал. Окон не было. На каждом столе пылали большие свечи, отбрасывая яркий желтый свет на лица тех, что оторвались от своих разговоров и кружек и теперь молча рассматривали новоприбывших. Из каменного пола вырастали две колонны, упираясь в потолок. Все помещение было уставлено столами и стульями, а вдоль каждой из стен располагались приподнятые над полом деревянные кабинки, по семь или восемь с каждой стороны. Откуда-то доносились кухонные запахи.
Сальвестро прочистил горло.
— Мы ищем Лукулло.
Тишина. Они уже готовы были повернуть обратно, когда раздался голос:
— Здесь я. Сюда идите.
Остальные завсегдатаи «Сломанного колеса» все как один отвернулись от них, возвратившись к своим разговорам. Сальвестро и Бернардо прошли между столов к кабинке, из которой шел голос. Оттуда высунулась чья-то голова, а затем и огромная рука, жестом велевшая войти и сесть.
Это был крупный человек, богато одетый, широкогрудый и седоволосый. Глаза его под мощным, выступающим вперед лбом спокойно взирали на то, как Сальвестро и Бернардо усаживаются на противоположную скамью. Перед ним лежало несколько пирогов, горячих, пахнущих мясом. Бернардо неотрывно на них уставился.
— Вы меня знаете? — спросил Лукулло, готовый вонзить ложку в ближайший из пирогов.
Сальвестро помотал головой, но при этом им стало овладевать странное чувство — будто на самом деле он знал Лукулло, знал долгие годы, всегда тянулся к нему, грустил, когда они расставались, радовался, когда они встречались снова: от Лукулло исходило нечто вроде обволакивающего благополучия. Пока Сальвестро объяснял, зачем они пришли, оно распространялось теплыми, неодолимыми волнами.
— Можно посмотреть? — спросил Лукулло.