Носорог для Папы Римского

Норфолк Лоуренс

Дверь за лестницей вела к ступенькам, а те — в кладовую, заполненную причудливыми каменными блоками и непонятными механизмами: здесь имелись деревянные рамы, колеса с деревянными зубцами, канаты и гигантская воронка. Мимо залежей каменной пыли и сточенных зубил они пробрались к двери, выходившей в пустынный двор. На другой стороне его была арка, за которой виднелась улица: люди на ней тащили мешки, толкали крытые тачки, вели упрямых мулов, навьюченных клетями и корзинами. Один тянул сани, нагруженные

комьями земли; подойдя ближе, они увидели, что это не комья, а какие-то овощи. Брюква, что ли? Старуха в лохмотьях спросила, не желают ли они купить по цветочку для своих милых. Они не желали.

— Надо возвращаться в «Палку», — сказал Бернардо, — Уже почти стемнело.

Сальвестро посмотрел на небо, на западе тронутое розовым, а в других местах ярко-голубое.

— Еще несколько часов до того, как стемнеет, — ответил он резко. — Что с тобой такое?

— Мы опоздаем, — продолжал Бернардо. Казалось, он чем-то взволнован. — Мне это не по нраву.

— Что? Что тебе не по нраву? — Сальвестро начинал раздражаться.

Бернардо неловко изогнулся и ткнул большим пальцем назад, в сторону двора.

— Все это. Мне оно и раньше не нравилось. И теперь тоже.

Он слегка покраснел. До Сальвестро дошло, что он говорил о женщинах.

— Ну а Анджелике, кажется, очень даже понравилось, — сказал он, — если судить по тому, что я слышал.

— Да, ей-то это понравилось, — подтвердил Бернардо с некоторым напором. — Как и той, другой. А мне вот нет.

Он смущенно поежился и замолчал.

— Какой еще «той, другой»? С каких это пор ты…

— Той, у которой много сестер, ну, когда мы еще были с Гроотом и остальными. — Он дотронулся до своей головы. — Рыжей.

Сальвестро вздохнул.

— Это был я, а не ты. И никаких сестер у нее не было.

— Ты был первым, — возразил Бернардо. — А потом был я. А после она привела всех своих сестер, и они тоже все это проделали. У нее было четыре сестры. Я считал… Что? Что здесь смешного? Как хочешь, но мне это не понравилось.

Отсмеявшись, Сальвестро сказал:

— Давай пойдем вон туда. Не беспокойся, скоро вернемся в «Палку». У нас же мешок серебра, весь Рим у наших ног. Тебе ведь понравился Лукулло, правда?

— Нечего обращаться со мной как с болваном, — огрызнулся Бернардо. — Я тебе не лошадь.

Они уже шли по улице, и Сальвестро, ускорив шаг, слегка от него оторвался, храня молчание.

Они прокладывали себе дорогу среди шедших навстречу им носильщиков и мелких торговцев. Небольшие мастерские и лавки были выстроены в ряд: облупленные сводчатые здания. С другой стороны теснились деревянные сараи, на крыше у каждого был прилажен шест, с которого свешивались рваная одежда и прочее тряпье. Легкий южный ветерок колыхал эти знамена, неся пыль, поднятую с сухих склонов Капитолийского холма, видневшегося за постройками, а также запахи конского пота и коровьего навоза, тухлой рыбы с рынка около Пантеона и чего-то еще, чего-то едкого. Сальвестро осторожно принюхался.

— Известь, — сообщил он.

Возле церкви Сан-Никколо они свернули за угол, и перед ними открылся другой вид. На смену сараям пришли небольшие кирпичные хижины без окон — две-три были чуть крупнее остальных, — с печными трубами, из которых к небу поднимался матовый белый дым. Улица здесь разбивалась на множество крохотных тропок, переплетавшихся между собой. Заглянув в открытую дверь первой из хижин;, они увидели в темноте красный глаз огня, мигавший, когда закопченный рабочий подбрасывал

в него поленья. От кирпичей исходили волны жара, а запах извести здесь был еще сильнее. Сальвестро резко остановился.

— Что такое? — напустился на него Бернардо. — Что опять стряслось?

По прошествии первой недели из красилен и подвалов, в которых пытали жителей Прато, в большом количестве стали поступать трупы наиболее строптивых или безденежных. Когда колодцы, в которые швыряли трупы, заполнились, а стаи крыс пожирали мертвецов, оставленных на улице, отряду пикинеров велено было рыть ямы. В глубину они были больше человеческого роста, всего ям насчитывалось шесть или семь. Для тел. Сальвестро набрел на одну из них, когда слонялся по городу; над ней стояли трое с лопатами, окликнувшие его и предложившие приложиться к фляжке с огненной жидкостью. Четвертый был в яме, и его лопата методично поднималась и опускалась на черепа тех, что лежали на самом верху. Сальвестро посмотрел на головы и переплетенные конечности: рука, нога, еще одна рука. В одном месте он различил промежность, мужскую промежность, в другом — копну рыжих волос. Взгляд его блуждал по конечностям и фрагментам тел. Потом что-то задвигалось на краю его поля зрения — что-то скрученное. Он внимательно пригляделся и в следующий раз увидел это четко. Между головой и рукой просовывались чьи-то пальцы, совершая слабые хватательные движения. Один из троих стал вонзать лопату в кучу светло-серого порошка и разбрасывать его на трупы. Воздух из-за него сделался едким. Через некоторое время кто-то из них прислонил к уху ладонь. Из ямы донеслось чуть слышное то ли шуршание, то ли царапанье, потом еще раз, а потом, кажется, еще раз. «Известь начинает кусаться», — заметил тот, кто бросал ее.

— Да пойдем же! — в очередной раз повторил Бернардо.

Сальвестро потряс головой, чтобы прогнать воспоминания. Отхаркнув, он выплюнул густую белую мокроту. Позади печей для обжига извести с одной стороны земля шла под уклон, а с другой — похожее на амбар здание простирало безоконные крылья, очерчивавшие двор, в котором высились штабеля мешков. Ко входу, расположенному где-то сзади, рабочие подвозили тачки, наполненные рыхлой серой массой. Из-за дверей в передней части амбара доносился глухой стук. Пока Сальвестро и Бернардо к нему прислушивались, раздался пронзительный свист, и стук тут же стал нерегулярным, а потом и вовсе прекратился. Через несколько секунд двери распахнулись.

Поначалу казалось, что внутри мастерской царит не столько темнота, сколько светонепроницаемость. Из зияющего дверного проема выпятилось облако бело-серой пыли, распухло, превратилось в наклонную стену тумана, вздыбившуюся через двор в их направлении. Сальвестро увидел, что внутри движутся какие-то фигуры, белые как привидения, и из облака начали появляться люди. Они неуверенно шагали вперед, задыхаясь от кашля и плотно зажмурив глаза от жгучего порошка, — целые дюжины белых призраков, спотыкаясь, выбирались из извести.

— Кто это? — спросил Бернардо.

Люди, бредя мимо, казалось, не замечали их. Сальвестро глянул в одно или два пепельных лица, но рабочие на него не посмотрели.

— Никто, — сказал он.

— Что? Да нет, вон там.

Бернардо ткнул пальцем. Рядом со странными белыми деревьями, на расстоянии примерно в полсотни ярдов, виден был всадник, сидевший к ним спиной. Он, видимо, говорил с кем-то и время от времени указывал рукой на что-то, расположенное ниже по склону. На пешем его собеседнике была ряса.