Ностальгия
Шрифт:
Всегда ли Вы говорите правду?
Чему бы Вы смогли сейчас больше всего обрадоваться?
Что такое счастье? Были бы Вы удовлетворены, если бы те, кого Вы любите, были счастливы, но вопреки Вашему пониманию счастья? Если нет, то почему?
Вас не пугает высота, или мороз, или гроза, или темнота?
Простите за несколько бестактный вопрос.
Вы были в Москве, когда кончилась война и был праздничный салют? Что Вы делали в этот вечер? Если сможете, припомните поточнее.
Вы думали о том, что большая, может быть, лучшая часть жизни прожита и что Вы уже пожилая женщина? Или Вы старались никогда не думать о таких вещах?
Был ли когда-нибудь такой Новый год, который Вы проспали? Или были не дома, а где-нибудь в дороге?
Радует ли он Вас больше сейчас или больше радовал в молодости или в детстве?
Какие Ваши самые любимые стихи? Или строчка, или четверостишие?
Вам никогда не казалось, что когда люди веселятся, то Вы чувствуете себя среди них лишней? Вы умеете быть веселой?
Вы никогда не желали смерти кому-нибудь из людей, которых Вы знали? Я не говорю там о Гитлере, или о каких-нибудь убийцах, или садистах.
Вы завидуете молодости? Естественной, здоровой молодости, легкости, красоте, беззаботности, с еще почти детскими представлениями о мире, наивными, но почти святыми?
Огромная запущенная квартира в одном из арбатских переулков. У зеркала — Наталья, бывшая жена автора. В глубине коридора, у книжной полки, — Игнат, их сын. Тихо.
Автор. Ты что, забыла? Явсегда говорил, что ты похожа на мою мать.
Наталья. Ну, видимо, поэтому мы и разошлись. Яс ужасом замечаю, как Игнат становится все больше похожим на тебя.
А втор. Да? А почему же с ужасом?
Наталья. Видишь ли, Алексей Александрович, мыстобой никогда не могли по-человечески разговаривать.
Автор. Даже когда я просто вспоминаю! И детство, и мать, то у матери почему-то всегда твое лицо…
…Кстати, я знаю почему. Жалко вас обеих одинаково. И тебя, и ее.
Н аталья ( обиженно) . Почему жалко?
В дверях со стаканом вина в руках появляется Игнат.
Автор. Игнат, не валяй дурака. Поставь стакан на место. (Наталье.) Ты что-то хотела сказать?..
Наталья. А ты ни скем не сможешь жить нормально.
Автор. Вполне возможно.
Наталья. Не обижайся. Ты просто почему-то убежден, что сам факт твоего существования рядом
Автор. Ну это, наверное, потому, что меня женщины воспитывали. Кстати, если не хочешь, чтобы Игнат стал таким же, как я, выходи скорей замуж.
Наталья. За кого?
Автор. Ну, это уж я не знаю, за кого. Или отдай Игната мне.
Наталья. Тыпочему с матерью не помирился до сих пор? Ведь ты же виноват.
А втор. Я? Виноват? В чем? В том, что она внушила себе, что лучше меня знает, как мне жить? Или что, в конце концов, может сделать меня счастливым?-
Наталья (саркастически улыбаясь) . Тебя? Счастливым?
Автор. Ну, во всяком случае, что касается матери и меня, то я острей все это чувствую, чем ты со стороны.
Наталья. Что, что, что? Что ты чувствуешь острей?!
Автор. А то, что мы удаляемся друг от друга и что я ничего не смогу с этим сделать. (Пауза.) Слушай, Наталья, я сейчас должен буду уйти.
Н аталья. Хорошо, ладно. Я вот о чем тебя попросить хотела. У нас сейчас в квартире ремонт. Игнат очень хочет с тобой пожить неделю. Как ты на это смотришь?
Автор. Ну, конечно, с удовольствием. Буду очень рад.
Наталья усмехаётся.
Мы идем по скользким и твердым тропинкам. Ноги мои в постоянных цыпках и невыносимо чешутся. Тропинки бегут рядом среди высокой крапивы, запутанной в паутину с прилипшими к ней листьями облетающей черемухи. По соседней тропке, сложив руки на животе и прижав локти, идет моя мать. Время от времени она беспокойно поглядывает в мою сторо» ну. Над нами тучей носятся комары.
Мы выходим на вытоптанный скотиной выгон. Сгорбленная старуха в намокшем ватнике ковыляет к деревне, погоняя взбрыкивающего телка.
Мать спрашивает у нее дорогу. Старуха суетливо проводит ладонью под платком и с интересом оглядывает нас с головы до ног. Ее маленькое лицо с живыми глазками забурело от солнца, и только глубокие морщины остались белыми.
— Или захворала? Сами-то откель?
— Да нет, мы знакомые просто, — поправляя промокший воротник кофты, отвечает мать. — В гости. По делам то есть… — Она улыбается и, отвернувшись, смотрит в сторону деревни.
— Дык ведь и дошли уж, вон, под березами-то, пятистенка, крайняя, по-над берегом… Только поспешите, а то, я слыхать, доктор — он вроде в город собрался.
— По-над берегом так и идти? — стараясь говорить по — деревенски, оживляется мать.
— Во-во, так и дойдете, — теряя к нам интерес, бормочет старуха. — Какой щас городи.
Мы направляемся в сторону рощи, маячащей впереди над поворотом реки.
— Ма, а что такое пятистенка? — спрашиваю я.
— Просто большая изба с пятью стенами, — отвечает мать и, неожиданно поскользнувшись, оступается. — Черт побери, — злится она.
— Как это с пятью? — спрашиваю я.