Новатерра
Шрифт:
– Здравствуй и ты, дочь моя возлюбленная! Спасибо за слова добрые, за угощение обильное! Здорова ли сама, здоров ли супруг твой, надёжа и опора земель новоросских?
– Спасибо, батюшка, вашими молитвами живём и здравствуем. Как сами?
– Ничего, дочь моя, потянет... Золотые руки, чистая душа!
– покачал головой Анахорет, когда женщины, пожелав им с гетманом приятного аппетита, удалились.
– А 'персик' какой! Уф-ф, где мои семнадцать лет?!
– Пристав тебе срок отмерит, не беспокойся. Как сказано в Нагорѓной проповеди
– Не богохульствуй, Саня!
– Сказано также: если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя.
– Иди ты, книжник и фарисей! Давай, вон, лучше по единой, налито давно, - батюшка с плотоядным выражением раскрасневшегося лиѓца рассмотрел водку на просвет.
– Слеза! Только у тебя и причаѓщаюсь, грехи мои тяжкие... Давай, Сашка, во славу Вседержителя, за мир и процветание общин наших благочестивых. Спаси Христос! Ху-у... Ах, хороша, будь она неладна!
– Быть добру!
– кивнул гетман, поднимая рюмку.
Он испытывал нешуточное беспокойство - что привело к нему приятеля, ленивого, тяжёлого обычно на подъём? Не водки же надраться! Эх, спросить бы... Однако - этикет!
Минуты не прошло, как Анахорет снова кивнул на бутыль.
– По очередной?
– Легко! Ты, Макс, закусывай, не чинись. А спиртным тебя обеспечим, сейчас дам команду, чтоб наполнили пару канистр. Возьмёшь для братии монастырской 'Каберне' бочонок - не кагор, но всё-таки, - кофе, чай, конфет мальцам да девушкам, патронов к СКС.
– Спасибо, сын мой, что не оставляешь церковь вниманием своим! Дай Бог тебе сто лет жизни, здоровья и благоденствия! Будем, вашество!
– Будем, батюшка! Куда ж мы денемся?..
Архимандрит сегодня разошёлся не на шутку. За десять лет соѓседства и приятельства гетман прекрасно изучил союзника. Трудно сказать, каким он был священником что до Чумы, что после оной, но пастырем, как видно, неплохим. Психологом. Организатором. Коѓроче, пастухом. А что касается религии, то Александру, честно говоря... понятно. Импонировало то, что пастырь Максимилиан, в миру Максим Иванович Сутягин, был наблюдателен, умён, надёжен как союзник, откровенен, хитёр необычайно, при этом во всех смыслах прост, как три рубля. А главное, в его слепом и безусловном подчинении имелось более трёх сотен религиозных фанатиков, свято веривших патриарху, а это, знаете ли, на постчумных пространствах сила о-го-го какая!
Но сегодѓня о-го-го как затягивалось вступление, что могло означать только одно - вопрос, с которым к гетману примчал Анахорет, не изыскав возможности оповестить заранее, а значит, к более чем скромноѓму столу, необычайно важен и не терпит отлагательства.
Гость перескакивал с одной беспредметной темы на другую, а гетман, покусывая губы, думал: 'Ну, давай же, батюшка, решайся, мать твою! Пречистую'...
– ...Говоришь, сын мой, и бабы у тебя все оружны? Да, ты не из тех, кого по левой щеке звезданут, а
– Можно подумать, ты - такой!
– Ну, ты, это, не равняй, знаешь ли. У тебя младенцы кинжалами цацкаѓются, а отроки из винторезов палят почём зря. Куда моим дубинам стоеѓросовым?! Как до горячего дойдёт, даже не представляю, чем отѓбиться.
– Стволов тебе подкинуть? Это запросто!
– Не мешало бы, сын мой, не мешало бы...
Совсем поганый признак, - думал гетман, - союзник начал повторять слова и выражения.
– Миряне допекли?
– Не без того, братуха, не без того... Живём мы, понимаешь, на этой земле пустынной десяток, почитай, лет, никого не задеваѓем, мирно пашем, сеем, урожаи собираем, промышляем рыбку, зверя, плоды земные, ремесло творим, торгуем по малости, молитвы Госпоѓду возносим истово, вдруг - нате вам, здрассьте, всравшись! Заявляется к вечерне странница, чудеса, говорит, несказанные видала, аудиенции, значит, просит. Что характерно, не старая еще, симпатичная, стервь!
– Надо полагать, в аудиенции ты не отказал.
– Как можно, Сашка?! Чудеса ведь!
– Ага, под рубищем...
– Иди ты! Хотя, возможно... Так вот, взгляни, говорит, батюшка, за окно. А там - Матерь-Богородица, заступница наша еси!
– из леса ракета в небо взлетает. Как она это сделала, а?
– Как? За счёт истечения реактивной струи в направлении, прямо противоположном движению ракеты. Стыдно, Макс, это школьная программа физики!
– Да я про странницу!
– Про стра... про сра... Ладно, открою тебе тайну, дружище, только никому не проболтайся! Это - чудо.
– Пошёл ты! Я ведь серьёзно.
– Действительно серьёзно, Макс. Пока ты на её губки коралловые пялился, где-нибудь в кармане тангенту тон-вызова радиостанции выжала, а сообщник в лесу сигнал принял и 'Стрелу' в белый свет запустил.
– Хорошенькая стрела!
– Ничего так. Я не сравнивал, хотя комплекс 'Игла' считаю всё же лучше.
– А-а, вон ты о чём! Я-то подумал... Потом, слышь, показывает мне правую руку, а в ней знаешь, Саня, что? Граната! Ну, лимонками их еще называли. А колечко-то - в левой! Как не пи$дануло, прости Господи?!
– перекрестил рот Максимилиан.
– Вот уж чудо из чудес! Она сжимала пальцами спусковой рычаг, тот удерживал подпружиненный ударник с накольным жалом. А когда от тебя вышла - как я понял, целая и невредимая, - вставила на место предохранительную чеку с кольцом.
– Целая и невредимая? Еще бы, мать её за четырнадцать колен Израилевых! Знаешь, что эта дьяволица заявила?
– Знаю, батюшка.
Гетман поморщился гетман. Он, собственно, и ожиѓдал чего-нибудь подобного.
– Сказала, собирай манатки и топай вместе со своей общиной к дьяволу, верно? На всё про всё сутки дала, иначе, сказала, следующая ракета полетит в окно твоей благочестивой кельи.