Новая алмазная сутра

Раджниш Бхагаван Шри

Ошо очень заболел, и вызвали специалиста, который его навестил. У Ошо была инфекция в среднем ухе, и он испытывал сильную боль примерно шесть недель.

Дискурсы и поездки на машине были прекращены.

Я работала в саду почти год, а Вивек занималась стиркой для Ошо. Не могу сказать, что я жила без своих травм и трудностей, и работа с растениями и деревьями была для меня большим утешением.

Вокруг дома Ошо теперь были сотни деревьев: были посажены сосны, голубые ели, красные деревья, и некоторые были уже шестьдесят футов высотой. Там был водопад, который тек мимо его окна, огибал плавательный бассейн и ниспадал второй раз в бассейн,

окруженный плакучими ивами. Вишневые деревья в цвету, высокая трава пампасов, бамбук, желтая форсайтия и магнолии были по обе стороны небольшого потока. Сад роз был прямо перед окнами столовой Ошо, а в помещении для машин был фонтан, в котором была статуя сидящего Будды, размером с человека. Тополя росли вдоль дороги для машины и заканчивались у рощи серебристых берез. Поляны теперь были покрыты роскошной зеленью и раскинулись вместе с дикими цветами на все окрестные холмы.

В саду было три сотни павлинов, танцующих в своем оперенье психоделических цветов. Шесть из них были чисто белые, и эти шесть были самые непослушные. Они имели обыкновение стоять перед машиной Ошо, с раскрытыми хвостами, похожие на гигантские снежные хлопья, и не пускали его проехать через них. Ошо всегда любил жить с садами и красивыми птицами и животными. Он хотел, чтобы в Раджнишпураме был создан олений парк, и нам пришлось вырастить для оленей люцерну, чтобы держать их вдали от охотников.

Он рассказывал историю о месте в Индии, в котором он бывал, где около водопада были сотни оленей. Ночью они приходили к озеру пить и "их глаза светились, как тысячи языков пламени, танцующих в темноте".

В нижней части сада, перед Прудом Басе, где черные лебеди жили на одной стороне моста, а белые на другой, был гараж, где стояли знаменитые девяносто шесть роллс-ройсов.

В Индии один Мерседес вызывал шум, но в Америке понадобилась почти сотня роллс-ройсов, чтобы достичь такого же эффекта. Для многих людей эти машины были барьером между ними и Ошо. Они не могли видеть из-за машин. Говорят, что суфийские мастера переодевались, чтобы они могли ходить по своим делам неузнаваемыми, и им не нужно было тратить время с тем, кто не искатель.

"Не было необходимости в девяносто шести роллс-ройсах. Я не мог использовать девяносто шесть роллс-ройсов одновременно: та же самая модель, та же самая машина. Но я хотел, чтобы для вас стало ясно, что вы готовы бросить все ваши желания истины, любви, духовного роста для того, чтобы иметь роллс-ройс. Я специально создавал ситуацию, при которой вы будете чувствовать ревность".

"Функция мастера очень странная. Ему приходится помогать вам прийти к пониманию вашей внутренней структуры сознания: оно полно ревности". "...Эти машины выполнили свое предназначение.

Они создали ревность во всей Америке, во всех супербогатых людях. Если бы у них было достаточно понимания, тогда вместо того, чтобы быть моими врагами, они бы пришли ко мне, чтобы найти путь освободиться от своей ревности, потому что в этом их проблема. Ревность - это огонь, который жжет вас и жжет сильно".

("За пределами психологии")

"Все, что я сделал в моей жизни, имело цель.

Это устройство, чтобы выявить что-то в вас, что вы не осознаете"...

Ошо

Четвертый Ежегодный Мировой Праздник начался, и Ошо пришел медитировать вместе с нами в Раджниш Мандир.

Деварадж читал отрывки из книг Ошо, время от времени это прерывалось музыкой.

Пришел День Мастера, 6 июля, и я сидела на празднике, чувствуя себя очень плохо.

Я

говорила себе, что я сижу перед Ошо, и это день праздника, так в чем же дело?

Когда утреннее празднование закончилось, я сидела в машине вместе с Манишей, и мы ждали Девараджа. Я чувствовала себя плохо, так что я расстегнула пуговицы и сидела, опустив голову вниз. Мы ждали до тех пор, пока в Мандире никого не осталось, и все же он не проходил мимо нас. Только медицинская машина проехала мимо. Маниша повезла нас домой, и когда мы поднимались по дорожке для машин, кто-то подбежал и сказал нам, что Девараджу сделали инъекцию яда во время праздника, и он умирает.

Мой ум мчался скачками: почему кто-то решил приехать в Раджнишпурам, чтобы убить Девараджа, и как такого маньяка пустили в Мандир? Я представляла себе группу людей типа Чарльза Мансона, одетых в черную кожу и цепи. Мир перевернулся вверх ногами.

Для того, чтобы исследовать кровь Девраджа, использовали медицинский центр, построенный для Ошо, и я своими ушами слышала как доктора говорили: "По всем показателям, этот человек должен был умереть".

Девараджа на самолете отвезли в отделение интенсивной терапии ближайшего госпиталя. Он кашлял кровью, что указывало, что его сердце слабеет, и у него был отек легких.

Это было за двадцать четыре часа до того, как мы узнали, что он выкарабкается. В тот день, после полудня я стояла вместе с Манишей у Пруда Басе, чтобы приветствовать Ошо во время езды-мимо.

До машины Ошо мимо нас проехала Шила с Шанти Бадра, Видией и Савитой. Все четверо наклонились вперед и вызывающе уставились на Манишу и меня. Это был жуткий момент, и он запечатлелся у меня среди оставшихся навеки впечатлений. Они остановили машину и смотрели, а затем, они подозвали индийскую Тару (большая толстая Тару, которая была певицей Ошо много лет во время чтения индуистских сутр) и спросили ее о чем-то. Позже я обнаружила, что они интересовались, видела ли она что-нибудь во время утреннего праздника. Она, конечно, кое-что видела, как выяснилось потом. Она видела след от укола на спине Девараджа, оставшийся после инъекции, и Деварадж сказал ей как раз перед тем, как его увезли, что Шанти Бадра сделал ему укол. Тару не сказала это, когда к ней подъехала машина полная потенциальных убийц, поскольку, очевидно, боялась за свою собственную жизнь.

Я слышала шепот, что Шанти Бадра, ближайший дружок Шилы, пытался убить Девараджа, и в тот же момент это отрицалось, и мне говорили, что Деварадж в замешательстве и очень болен, может быть, даже у него опухоль мозга.

Никто не был готов поверить в такую дикую историю, что ему сделал инъекцию яда свой же санньясин, и Деварадж вместо того, чтобы кричать об этом каждому, кого он видел, включая врачей, которые лечили его в госпитале, обладал достаточным пониманием, чтобы увидеть последствия: полиция ворвется в коммуну.

Уже были слухи, подтвержденные официальным сообщением, что государственные войска были приведены в готовность, ожидая приказа атаковать коммуну. Слухи распространялись со всеми возможными преувеличениями, что у нас в коммуне много оружия, и никто не остановился, чтобы выяснить, что это были наши собственные силы безопасности, которые имели оружие, и которые были подготовлены государством, в точности как любые другие полицейские силы в Америке.

Деварадж боялся, что его могут убрать, пока он лежит в больнице, и одновременно он понимал, что если он все-таки выживет, ему придется вернуться в Раджнишпурам.