Новая эпоха — старые тревоги: Экономическая политика

Ясин Евгений Григорьевич

CPI подвергался статистическим исследованиям совместно с индексом экономической свободы (Index of Economic Freedom — IEF), разрабатываемым The Heritage Foundation и газетой The Wall Street Journal. Он оценивается как средний балл от 1 до 5 по таким факторам, как уровень торгового протекционизма, налоговое бремя, государственное вмешательство в экономику, инфляция, барьеры для потоков капитала, ограничения в банковском деле и на финансовых рынках, защита прав собственности, регулирование цен и зарплаты, черный рынок. По данным за 1999 год, Россия получила 3,7 балла, т. е. как преимущественно несвободная экономика, заняв 131-е место [30] .

Можно спорить о справедливости такой оценки, но здесь важно иное: исследования показали, что коррупция тем больше, чем меньше экономической свободы. Изменение IEF на 0,75 пункта (стандартная девиация) вызывает изменение коррупционного рейтинга страны (CPI) на 1,5 пункта [31] .

30

Index of Economic Freedom. 2002. P. 341–342

31

Культура имеет значение… С. 157.

Грубо говоря, при повышении IEF России с 3,7 до 2,3 (уровень Португалии) можно было бы ожидать сокращения масштабов коррупции примерно на 40–50 %.

В исследовании «ИНДЕМ» общая сумма, выплачиваемая предпринимателями чиновникам за год, оценивается в 33,5 млрд. долл., или примерно 1 трлн. руб. Это 11 % ВВП 2001 года,75 % федерального бюджета. Цифра представляется фантастической, хотя авторы утверждают, что речь идет о минимальной оценке. Но если сравнить ее с издержками бизнеса в «белой» и «серой» зонах неформального воздействия (3,8 % ВВП), то оценка «ИНДЕМ» по деловой коррупции в «черной» зоне покажется далеко не такой завышенной. Всего же, согласно этим оценкам, издержки неформального воздействия государства на бизнес составляют до 15 % ВВП, около 1,4 трлн. руб. в год.

Не менее интересны оценки разделения коррупционного рынка между ветвями власти:

исполнительная власть — 98,97 %;

законодательная власть — 0,17 %;

судебная власть — 0,86 %.

Таким образом, упреки в адрес судебной и законодательной властей в том, что они погрязли в коррупции и более всего мешают прозрачности бизнеса и становлению правового государства, лишены оснований. На деле они, как мы видим, практически не играют никакой роли, это лишь тень произвола исполнительной власти. Бизнес живет под ее чудовищным гнетом.

Справедливо утверждение, что часть бизнеса выигрывает от подобного положения. Это происходит, когда осуществляется «захват государства», т. е. приобретение отдельными компаниями влияния на принятие решений во властных органах разных уровней. Особый случай представляет занятие представителями бизнеса постов во властных структурах с целью использования административного ресурса в интересах своих компаний. Российская экономика не имеет никакой реальной защиты от подобных случаев конфликта интересов, когда даже взятки перестают брать.

Но очень часто имеет место и «захват бизнеса» чиновниками, которые входят в компании сами или через подставных лиц, используя свой административный ресурс как вклад в капитал. Компании нередко их к этому подталкивают.

Сращивание бизнеса с властью в этих формах представляет собой огромную опасность, поскольку полностью подрывает равенство условий конкуренции и делает практически невозможным развитие. Это подтверждено многолетним опытом различных стран, в частности Латинской Америки.

В связи с этим важно отметить

еще один результат исследований «ИНДЕМ»: вовлеченность бизнеса в коррупцию не повышает его успешности. Коррупция усиливает монополизм, ослабляет конкуренцию, облегчает жизнь «своих фирм», но не делает их более прибыльными в перспективе. Критерий «захвата государства» — облегчение бизнеса посредством льгот и привилегий, но не успех. Критерий «захвата бизнеса» — извлечение текущего дохода, а дольше хоть трава не расти. В итоге от коррупции страдают все, даже те, кто когда-то извлек выгоды от нее, ибо бизнесу в целом приходится действовать в бедной стране, в обстановке всеобщего недоверия, где не защищена собственность и нельзя рассчитывать на обязательность партнеров.

Международные исследования взаимосвязи коррупции с уровнем экономического развития (душевой ВВП), с социальным неравенством или глубиной дифференциации населения по доходам и материальной обеспеченности, а также с уровнем развития демократии и гражданского общества, показали следующее:

• чем выше душевой ВВП, тем меньше коррупция;

• чем больше социальное неравенство, тем больше коррупция; коррупцию и преступность очевидно стимулирует стремление менее успешных слоев к благосостоянию при недостатке доступа к легальным способам его достижения;

• что касается демократии, то уровень ее развития, оцениваемый комбинированным индексом Freedom House [32] , обнаруживает достаточно тесную обратную зависимость от уровня коррупции, но последующее установление каузальной зависимости становится затруднительным. Взаимосвязь уровня экономического развития, демократии и коррупции такова, что обычно экономика тем более развита, чем более развита демократия, а коррупции скорей снижается в зависимости от развития экономики.

32

Культура имеет значение… С. 163–164.

Она реагирует больше на правовую стабильность и независимость судов, нежели на общий уровень политических прав.

Ясно тем не менее, что демократия создает возможности общественного контроля над бюрократией, который ничем не может быть заменен, хотя примирительное отношение общества к коррупции, характерное для нас, способно лишить общественный контроль смысла. Все возмущаются, но свои проблемы пока предпочитают решать с помощью взяток, не видя более эффективных путей их решения.

Напомним, что в нашей анкете эксперты оценили масштаб всех видов неформальных воздействий государства на бизнес в 8–9 % ВВП. Это несколько ниже приведенных результатов исследований. Для верности примем осторожную среднюю оценку — 10–12 % ВВП.

4.5

Выводы и предложения

Неформальные воздействия государства, особенно коррупция, относятся к числу проблем, которые требуют лечения всего общества.

Должен быть осознан тот факт, что мы стоим перед дилеммой. Либо традиционный для России на протяжении веков разрыв между формальной и неформальной сферами, между законом и практикой сохранится — и тогда нас ожидает судьба третьеразрядной страны типа латиноамериканской олигархической диктатуры середины XX века. Либо этот разрыв удастся преодолеть, создать общественную атмосферу доверия к закону и власти, непримиримости к злоупотреблениям властью вопреки закону — и тогда мы получим реальную возможность развития до уровня наиболее процветающих наций.