Новая хозяйка собаки Баскервилей

Миронина Наталия

– Послушай, как пуля могла долететь до них, если, ты говоришь, яхта стояла на середине реки? – неожиданно спросила Аля.

– Ну, если быть точным, то ближе к берегу, даже слишком близко. Там такое место глубокое, почти обрыв, потому что это уже территория Нового моря. Аля, дорогая, есть следователи, которые отлично знают свое дело, я разговаривал с ними. Они все сделают как надо. Не морочь себе голову.

– Не буду, – согласилась Аля, – и все-таки…

Что может быть хорошего в больничном коридоре? Ничего. Ничего, кроме большого

окна, через которое льется яркий солнечный свет на бежевый линолеум. Аля шла по этому коридору, и ей казалось, что это кулисы театра и вот-вот покажется сцена и раздастся шум зрительного зала.

Вадим, шедший впереди, обернулся к Але:

– Заходи. Только не очень долго, врачи сердятся.

– Да, конечно. – Аля накинула халат и вошла в палату.

Сквозь задернутые жалюзи светило солнце, превращая комнату в уютное помещение. Рядом с кроватью стояло медицинское оборудование, мониторы, что-то пищало, мигали маленькие зеленые и красные кнопочки, капельница журавлем нависла над изголовьем. Аля сначала не увидела Юру, она увидела полную спину Варвары Сергеевны, которая сидела сгорбившись в кресле и держала сына за руку. Аля сделала шаг, Варвара Сергеевна оглянулась:

– Алечка, какая же ты умница, что быстро прилетела. – Седая, неприбранная, совсем на себя непохожая, ее бывшая свекровь расплакалась.

– Я вылетела, как только мне передали вашу записку.

– Хорошая моя, прилетела! Ты не представляешь, как он звал тебя! Он звал тебя и ночью, и под наркозом, мне врач рассказывал. Аля, я все знаю – ты, наверное, спешишь, но ты должна побыть с ним. – Варвара Сергеевна уже не плакала, она говорила шепотом, постоянно оглядываясь на спящего сына.

– Как он себя чувствует?

– Ничего не могут сказать. Там воспаление, врачи дают ему успокоительное, чтобы он больше спал. Уколы обезболивающие – рана глубокая. – Варвара Сергеевна указала на капельницу: – Вот, вводят глюкозу…

– Успокойтесь, не плачьте, – Аля обняла ее, – вам сейчас надо поехать домой и поспать. Я буду здесь столько, сколько понадобится Юре. Не волнуйтесь. Вадим, отвези Варвару Сергеевну. Я побуду здесь, а потом меня кто-нибудь сменит.

– Здесь все время дежурит медсестра, врач закреплен за этой палатой. Здесь охрана. – Вадим смотрел на обеих женщин. – Вы вполне можете немного отдохнуть, а потом приедет Галя, она подежурит.

– Вадим! – отмахнулась Варвара Сергеевна. – При чем тут Галя?! Юрочка должен увидеть или меня, или Алю. Он ждал ее. Он звал ее.

– Все решено! Уезжайте. Я остаюсь здесь. Вадим, сделай так, чтобы моего секретаря сюда пустили. Людмила привезет мне одежду, белье свежее и туалетные принадлежности.

– Хорошо, – Вадим понял, что женщин переспорить невозможно, – я все передам. Мама, пошли.

Когда все вышли, Аля подвинула кресло ближе к кровати, помыла руки, сполоснула лицо и присела.

Она смотрела на лицо Юры, и паника, тревога, страх постепенно отступали. Не может больше ничего случиться. И такой сильный, спортивный, как Юра, мужчина, на поправку пойдет быстро. Аля смотрела на светлые волосы, правильное, с четким профилем лицо – даже послеоперационная

бледность не смогла растушевать загар – и думала, что этой ночью она, измученная тревогой и опасениями, опять полюбила этого мужчину. Ей подумалось, что любовь и была где-то рядом, не ушла бесследно, а лишь скрылась с глаз и теперь вдруг оказалась совсем рядом. Развод и разлука не помешали. «Как странно, – думала Аля, – я его разлюбила, все это время жила спокойно, не мучаясь воспоминаниями, не тревожась о возможной ошибке, не желая возврата отношений. Но случилась беда – я здесь, и это не только долг – это и чувство». Аля вдруг почувствовала слезы. Она на мгновение запрокинула голову.

– Ты похожа на галку. Черную галку, которая пьет воду. – Юра открыл глаза и посмотрел на Алю. – Хорошо, что ты приехала. И позвонила тебе мама? Да?

– Да, она. Тебе, наверное, не стоит разговаривать? Надо лежать спокойно, а лучше спать, набираться сил после операции.

– Сколько можно! Я уже сутки сплю.

– Ничего, так надо.

– Хорошо, ты мне сейчас расскажешь все про себя, и я опять усну.

– Что же мне рассказывать? У меня все как обычно, а вот у тебя…

– Обо мне потом поговорим, сама только что просила спать и не волноваться.

– Да, ты прав. А у меня? У меня так все предсказуемо, так все распланировано, что иногда даже скучно.

– Ты сбежала из театра?

– Да. Как школьник с уроков.

– На тебя это не похоже.

– А я сбежала.

– Надеюсь, из-за меня.

– Из-за тебя. Только тебе говорить не разрешают.

– Ну и что?! Ты где будешь жить? У мамы?

– Да, у нее. Но каждый день буду приходить к тебе.

– Вот еще! Каждый день не надо. Через день.

– Как скажешь, буду через день. Только быстрей выздоравливай!

– Ха, что ж я, дурак? Если ты будешь каждый день приходить, какой же мне резон выздоравливать!

Аля рассмеялась.

– Тебе нельзя шутить.

– Можно.

– Нельзя разговаривать, нельзя тратить силы. Мне все сказали. И вообще, эта твоя работа…

– Аля, не начинай разговор, который ты пыталась вести все те годы, что мы были женаты. Это моя работа, и я…

– Только не говори, что она тебе нравится!

– А я и не говорю, я хотел сказать, что я к ней привык. А для меня привычка очень много значит. Я человек непостоянный, увлекающийся, легкий. Для меня перемена мест, людское разнообразие – это самое большое удовольствие. И хорошо, что хоть к своей работе я привык.

– Но из-за нее это произошло…

– Аля, я сейчас пожалуюсь медсестре, и она тебя выгонит. Ты беспокоишь своими разговорами тяжелораненого товарища. – Юра закатил глаза.

– Хорошо, не буду. Ты прав, я сама тебя успокаивала, а теперь…

– Вот именно. Поговорим опять о тебе. Алька, ты стала такой известной и богатой, что мне иногда даже страшно становится. Была такая девочка-тихоня. С глазами-вишнями, с пухлыми губами и припухлыми веками, с косолапенькой походкой! Девочка, которая всех стеснялась, всех боялась… Впрочем, я вру. Петь ты никогда не боялась. Ты никогда не боялась зрительного зала.