Новая Инквизиция

Злобин Михаил

Преодолевая сопротивление воздуха, кажущееся в состоянии «форсажа» просто невероятным, я безошибочно состыковал точку целеуказателя с силуэтом отродья. В-ж-ж-ж-у-у-у-у! Короткая вибрация редуктора, прошедшаяся по всей ружейной ложе, сейчас показалась мне протяжной и неспешной, как стон голубого кита.

Три последовательные вспышки известили меня о попадании, автоматические светофильтры боевого шлема активизировались и не дали темным кругам перед глазами перекрыть обзор. А поэтому я во всех прекрасных подробностях мог насладиться зрелищем кувыркающегося и сгорающего в циркониевом

огне упыря.

— Ты как? — коротко спросил я у Изюма, когда он отключил боевой аналог электрошока, который мы использовали на тренировках по рукопашке.

— Гуд! — выдохнул напарник. — А теперь двигаем! Если что, я на подхвате!

И мы побежали по уже сильно задымленному коридору, по памяти заходя в повороты. А меня все никак не покидало ощущение, что Виноградов знает об этих странных тварях явно побольше моего…

* * *

— Ну что, Мэтью, как там поживает наш Сеньор Эрнандес?

— Пока нечего рассказывать, мистер Грейси, — печально покачал головой лаборант. — Мы скормили ему уже почти полсотни земляков-нелегалов, но его ампутированные руки даже не начали регенерировать. Он демонстрирует печально низкий уровень прогресса, и отдел снабжения уже начинает ворчать за высокий расход живого сырья…

— Ничего-ничего, поворчат и заткнутся, — уверенно заявил профессор. — Уж я-то прекрасно знаю, что у них есть договоренности с мексиканскими наркокартелями. Им этих латиносов возят целыми грузовиками. Ну а в остальном наш подопытный как? Стабилен?

— Скорее, стабильно изменчив. С каждой новой жертвой он являет все более неадекватные эмоциональные реакции и все чаще страдает от неконтролируемых вспышек немотивированной агрессии.

— Иными словами, его развитие как инфестата идет по плану?

— В общих чертах, мистер Грейси, все именно так, — послушно кивнул помощник.

— Ну и отлично. На счет сырья для извлечения некроэфира не волнуйся. Экономить не нужно, трать столько, сколько потребуется. Если отдел снабжения начнет артачиться, сообщи мне, я этот вопрос быстро улажу.

— Конечно, сэр, как скажете.

Пока ассистент вносил какие-то пометки в свой рабочий планшет, научный руководитель принялся переключаться между камерами наблюдения, снимающими различные опытные стенды.

— Мэтью, а сколько у нас вот это «бревно» сидит в турбине? — спросил он, заинтересовавшись подробностями очередного эксперимента.

— А? О, да-да, сэр, пока еще рано его отключать, — невпопад ответил помощник, быстро отыскивая в планшете нужные данные. — К настоящему времени, этот возрожденный уже сорок четыре часа находится в барокамере. Скорость поступающего горячего воздуха около девяносто миль в час, температура — сто семьдесят шесть градусов. Однако потери жидкости просто смехотворны! «Бревно» лишилось всего девятнадцати процентов своей массы! Это даже никак еще не сказалось на подвижности мышц!

— Хм… интересно-интересно, — побарабанил пальцами по столешнице ученый. — Выходит, что консервирующие свойства некроэфира не так уж и безграничны?

— Ну почему же, — не согласился Мэтью, — это ведь весьма достойный показатель! Обычная плоть высыхает в таких условиях

за десять-двенадцать часов до состояния мумии, причем неважно, живая или мертвая. А вот напитанная энергией смерти она способна продержаться в десяток раз дольше! При этом труп даже существенно не нагревается! Сразу после отключения турбины, «бревно» остывает до своих стандартных семидесяти пяти по фаренгейту! Это как минимум новый раздел термодинамики!

— Мэтью, вы меня разочаровываете, — покачал головой руководитель проекта. — Вам разве незнакомо значение слова «безграничный?» Если «бревно» хоть и медленно, но теряет массу, выходит, некий предел все равно существует.

— Если я чего и усвоил за время проведения научных изысканий, сэр, — слегка насупился лаборант, — так это то, что в природе нет ничего безграничного.

— Очень грустно, что вы такой прагматик, — криво ухмыльнулся мистер Грейси. — Я-то полагал, будто нашел в вас родственную душу мечтателя. Ведь перед нами открыто необъятное поле для исследований, которое ограничивает только наша фантазия! Кто знает, что мы отыщем там, за горизонтом известного?

— Тут я, конечно, с вами соглашусь! Еще не было такого дня, чтобы я пожалел о своем решении принять участие в программе «Санта Муэрте!»

Лицо помощника быстро приобрело блаженное выражение, окунаясь в мир грез, где он совершает революционные открытия. Но строгий профессор не позволил ему долго фантазировать.

— Ну, а коли так, Мэтью, то бегите скорее надевать кожаный фартук! — пихнул он ассистента в плечо. — Пришла пора немного запачкать руки!

— А? Что? — встрепенулся лаборант. — Зачем? Что мы будем делать?

— О-о-о, мы попробуем отыскать ту часть трупа, которая отвечает за воскрешенное сознание! — воодушевленно поведал руководитель. — Разве вам не кажется странным, что отсеченную руку или ногу можно заставить шевелиться, накачав некроэфиром, но нельзя получить от них никаких ответов? В то же время абсолютно пустой и выбеленный череп при воздействии энергии смерти не сможет клацать челюстями, но зато сумеет ментально рассказать инфестату о том, кем он был при жизни! Ну а если мы, допустим, распилим тело вдоль на две равные половины, то какая из них унаследует личность умершего? Или до какого предела нужно делить труп, чтобы он стал просто бесполезным куском мяса, неспособным связать бренные останки с упорхнувшим в чертоги бога сознанием? Столько вопросов. Мэтью, и в наших силах получить на них ответы! Бегите скорее переодеваться, я буду ждать вас в секционной!

Глава 16

— Изюм, ну-ка, подсоби, — попросил я напарника, когда не смог отодрать бронепластину инквизиторского облачения, прикипевшую к спине вместе со сплавившимся нательным комбинезоном.

— Ёп, Факел, да у тебя тут в мясо все! — сморщил нос мой товарищ, который успел уже снять с себя все элементы ИК-Б. — Тебе в больничку показаться бы не мешало, сечешь?!

— Ничего страшного, — небрежно отмахнулся я, усиленно превращая зубами в ядрёно-мятный комок сразу половину пачки жвачки. — Ты, главное, дерни, а пригоревшую шкуру я сам соскребу. К вечеру уже заживет.