Новая история Колобка, или Как я добегалась
Шрифт:
— Не дам! Кони незнакомые, под седло выезженны не очень, наш задний двор — это вам не манеж. Не дам, даже не просите.
— Ну, дайте!
— Нет. Убъетесь — вам потом ничего, а мне Михалычу отчитываться! — аргументы Новицкого были безупречны.
— Ну, проконтролируете, чтобы всё было в порядке! — раздраженно фыркнула Ольга, нетерпеливо притопывая сапожком.
— У меня работы много!
“Ага, и именно от нее ты спрятался в конюшне” — могла бы сказать Ольга, но откуда бы ей знать такие детали? Она сказала
— А-а-а-а-а! Где там ваша работа?!
Пижонистая курточка полетела на сено, а Ольга, прихватив скребок, решительно вошла в денник, привычным, каким-то будничным шлепком понуждая орловского рысака подвинуться, и выговаривая серому в яблоках, что конюх у него совершенно бездушная скотина.
Игорь упорно делал вид, что его происходящее не касается.
Я осторожно, задом-задом выбралась из конюшни, молясь всем святым, чтобы меня не увидели, и чуть не вскрикнула, налетев спиной на Мира.
Тот, зажав мне рот, дернул за руку наружу:
— Валим отсюда! Если Олька нас увидит… Ходу, ходу! Она вообще не переносит, когда в ее личную жизнь вмешиваются!
И вот странно. Вроде бы, ничего "такого" мы и не увидели. Но и я, и Мир однозначно идентифицировали это как "личная жизнь", и щеки у меня горели.
Теперь Игорь тридцать первого декабря покорно таскал стремянку и коробки с гирляндами, хотя мог бы прекрасно проводить предпраздничное время где-то еще в свой законный выходной.
Я улыбнулась — они ничего не афишировали, но, похоже, катание верхом прошло удачно!
Объездила.
Когда холодные ладони закрыли мне глаза, я улыбалась.
— Подглядываешь? Ай-яй, как нехорошо!
Развернуться внутри объятий и ткнуться носом в пальто, а потом приподняться на цыпочки, обнять за шею и потянуться к губам — это ли не счастье?
— Где тебя носило, нелюдь?
Мир хохотнул:
— У меня к вам аналогичный вопрос, Елена Владимировна! Не желаете ли для обсуждения пройти в ваш кабинет? — родные руки прижали к себе, нахально стиснули пятую точку…
Смеяться и целоваться, целоваться и смеяться — мой любимый способ времяпровождения!
Мир тянул меня за собой с целеустремленностью танка, а я шла за ним следом и не могла принять серьезный вид: губы растягивались в улыбке, и всё тут!
Нас перехватили у самого крыльца. Накинулись, завизжали, залюбили — и всё это, разумеется, не меня, а папу. Мама что, мама каждый день перед глазами, а вот папы не было дома целую вечность! Четырнадцать дней — это же как до края Вселенной… Счастливый щебет в уши, болтающиеся в воздухе ноги, облепившие мужа ровным слоем мирославичи — ах, сколько счастья с обеих сторон, ах, как им друг друга не хватало!
— Дети, гостинцы от зайчика я вам уже передал, больше пока нет! — смеялся Мир, но где там.
Ничего-ничего. В следующую командировку я ему детей с собой заверну. В качестве индикатора
Коварное планирование коварных планов немного утешило, но всё равно… обидненько!
— А пойдём, мы тебе покажем, как тут всё украшено! Мы помогали, да!
Мир посмотрел на меня поверх детских голов голодными, несчастными глазами, но спустил на землю Стаса, затем Ольгу Мирославну, и пошел, куда тащили. Они ж помогали!
Я тоже пошла.
Хоть меня и не звали.
Хоть я там и не нужна.
Никто меня не люу-у-уби-и-ит!
— О, а куда это вы все собрались? — весело выкатилась нам наперерез теть Тома, как всегда, румяная и пахнущая сдобой, и дети дружно (надо всё-таки приучить их как-то говорить по очереди, или хотя бы один текст на всех) принялись разъяснять, куда, и зачем, и сколько всего они там напомогали.
— Понятно, — тетя Тома печально вздохнула. — Я-то думала, вы мне пряники украшать поможете… Они как раз остыли! Вместе глазурь сделаем, вместе краски выберем…
Тройняшки замерли. Несколько секунд растерянно переглядывались, потом умоляюще уставились на отца…
— Ну, что поделаешь, — грустно сказал он. — Я всё понимаю. Идите…
Дети со счастливым визгом умчались впереди тети Томы, а невысокая толстушка лукаво нам подмигнула и с достоинством пошла за ними.
Мы замерли, напряженно прислушиваясь к удаляющимся звукам, а затем наперегонки рванули в мой кабинет.
Тетю Тому привезла Адка.
Злопамятная моя так и не поладила с местным Кругом, хотя и Череда, и Дарья Игнатовна поглядывали на молодую ведьму алчно.
Уж как мы девицу ни уговаривали, как ни изощрялись в аргументации (и сакраментальная “обезьяна с гранатой” была еще из мягких!), она уперлась намертво и ни в какую.
Тогда, четыре года назад, Макс почти сразу обозначил намерения и ухаживал с присущей ему основательностью. Пару раз подвез Адку по делам войны за жилье — и внезапно вопрос, который мы решали четвертый год, вдруг рассосался “сам собой”, и вот уже Аде вручают ордер и ключи, и домик, пусть и неказистый, но свой, ждёт владелицу.
Выбить более-менее удобное расположение по отношению к городу не удалось даже Максу, и жить там Ада не стала, слишком неудобно добираться в университет, но Елистратов и тут показал себя молодцом: подсуетился, и нашел долгосрочных квартиросъемщиков.
Потом, выбрав ночь потемней, он потащил Прекрасную Даму на развалины бабкиного дома. Перекинувшись, побродил туда-сюда по заросшему молодой порослью подворью — и нашел-таки, что искал. Схрон с ведьмовским Адкиным наследством. Кое-какие побрякушки, записи матери. Я тогда с удвоенной силой принялась склонять девицу с ученичеству, а она с удвоенной же силой — упираться. Вообразила, коза, что сама со всем разберется!