Новая кровь
Шрифт:
— Надень его! — крикнула девочка и принялась носиться по комнате.
Ленты, прикрепленные к подолу и швам платья, изображали ядовитых бейсибских гадюк, которых держали при себе старшие женщины из семейства Бейсы.
— Ча-бос-ту! — Ванда выкрикнула полное имя девочки, словно пыталась остановить надвигающуюся катастрофу.
Изумрудный и рубиновый шелка, змеясь, обвились вокруг ног девочки. Ча-бос пошатнулась, сперва даже не поняв, что уже не в силах удержать тяжелое, неуклюжее платье. Потом девочка с пронзительным вскриком упала, и на полу образовалась бесформенная груда. Не сразу
Ванда подбежала к девочке первой. Приговаривая успокаивающие слова, няня выпутала Ча-бос из груды тканей. Из предплечья девочки торчала щепка длиной с детский палец. (Полы во дворце были обшиты деревянными досками, знававшими лучшие времена.) Ча-бос-ту, вторая дочь Шупансеи и свидетельница всех тех событий, которые привели ее мать в изгнание, в Санктуарий, была ошеломлена видом собственной крови. Все ее тело начало цепенеть, как это бывает иногда свойственно бейсибцам; единственными движениями девочки были судорожные вздохи в промежутках между рыданиями.
Ванда не смогла расслабить руку девочки, и когда она выдернула щепку, из ранки ударила ярко-красная пульсирующая струйка.
— Да сохранит меня всемилостивая Шипри! — запричитала няня, увидев, что широко распахнутые глаза Ча-бос сделались совершенно белыми. — Держи ее!
Ванда сунула ребенка в безвольные руки Иллиры и закричала, призывая дворцовую стражу. Потом она кинулась к куче детской одежды, чтобы оторвать полосу для перевязки. Иллира уселась на пятки и сама оцепенела почти как Ча-бос, почувствовав струящуюся между пальцами теплую кровь.
Это был необычный ребенок — и необычная кровь. С'данзо чувствовала, что в щели между ее большим и указательным пальцами собирается чрезвычайно сильный яд. Иллира гулко сглотнула, содрогнулась и едва не потеряла сознание, когда алая жидкость потекла по ее запястью и дальше — под манжет. В этот момент ее самым большим желанием было бросить Ча-бос посреди комнаты и держаться от девочки как только можно дальше. Но вот вернулась Ванда, зубами разрывая какую-то одежку на полосы, а в коридоре послышался топот стражников.
Иллире не оставалось ничего другого, кроме как сдерживать свое отвращение, пока Ванда обрабатывала рану, а Ча-бос корчилась на руках у С'данзо. Детская комната мерцала от сюрреалистичной нелепости ситуации: какая инфекция могла угрожать ребенку, самая кровь которого была ядом? Потом пришло Видение.
Она находилась в Бейсибской империи и Видела мир ночного кошмара глазами ребенка. Вокруг бушевали гиганты — живые тени, — и сталь в их руках была испятнана красным. Чьи-то холодные, твердые руки держали ее, делая мир диким и безумным.
Мимо проплыло лицо, принадлежавшее наполовину ее матери, а наполовину — безжалостной, скривившейся в гримасе великанше, и эта-то вторая половина и была главной. Везде была кровь. Последняя верная Шупансее крепость пала под натиском врагов, и знатнейшие особы империи яростно дрались за свою жизнь, словно какие-то презренные крестьяне.
Иллира, чьи детские воспоминания хранили не менее
В воспоминаниях Ча-бос Шупансея всегда была рядом, такая внимательная, что девочка не мыслила мира без заботы матери. Ча-бос не в силах была охватить разумом такое изменение вселенной и потому подыскала доступное пониманию объяснение. Она никогда прежде не испытывала подобных чувств и никогда прежде не видела столько крови, значит, причина этих чувств — кровь.
В мире Ча-бос кровь стала олицетворением наивысшего ужаса.
Ванда лихорадочно работала, обрабатывая и бинтуя рану. Она явно знала о том, насколько сильно Ча-бос боится крови, хотя, возможно, и не догадывалась о причинах. Стражники же, хоть и были уверены, что травма не была серьезной и не являлась результатом преступления, устроили немалую суматоху в ближайших к детской комнате коридорах — в основном для того, чтобы показать Шупансее (которую уже известили о случившемся), как ревностно они исполняют свои служебные обязанности. Иллира наблюдала за этой суматохой со значительного расстояния. Она освободилась от детских Видений и тем самым закрылась и от собственного страха перед ядовитой жидкостью, в которой все еще были испачканы ее руки, но благоразумно сопротивлялась полному возвращению в мир обезумевшей детской комнаты.
Гадалка продолжала сохранять отстраненное отношение к окружающему до тех пор, пока через порог не шагнула сама Шупансея, а за ней — принц Кадакитис и десяток придворных. Бейса изящно опустилась на колени и попыталась взять дочь на руки. Ча-бос-ту же явно этого не желала. Она принялась яростно, словно маленький демон, отбиваться, пытаясь уклониться от проявляемого матерью внимания.
— Ваша светлость!.. — предостерегающе воскликнула Ванда, указывая на повязку.
Понимая, что произойдет, если рана снова примется кровоточить, Шупансея отдернула руки.
— Это было слишком тяжелым испытанием для нее, — негромко и торопливо пояснила она Иллире. Бейсибка говорила как обычная мать, которую отверг собственный отпрыск, а не как фактическая правительница Санктуария.
Иллира, хоть она и сама была матерью возможного божества, понятия не имела, как следует разговаривать с женщиной, которая одновременно являлась богиней и императрицей. С'данзо украдкой взглянула на Ванду, поймала ее кивок и предположила, что должна обращаться с Шупансей с той же точно рассчитанной дозой фамильярности, что и со своими клиентами.
— У детей свои соображения, — сказала она с легкой тенью улыбки.
У Бейсы достало хороших манер, чтобы не уставиться с удивлением на С'данзо, но ее ручная змея выбрала этот момент, чтобы прошуршать под одеждой и высунуть ярко раскрашенную головку из-за воротника Шупансей. Она понюхала воздух, показав темно-красный зев и клыки цвета слоновой кости, а потом, пользуясь тем, что женщины застыли в неподвижности, плавно перетекла на рукав Иллиры.
— Не шевелитесь! — предупредила Шупансея. Предостережение явно было излишним.