Новая кровь
Шрифт:
Потом она пожала плечами и закрыла глаза ладошками.
— Вслух! Считай вслух, Ча-бос! — потребовала вторая девочка-бейсибка.
— Один… два… т-т-три…
При счете «четыре» остальные дети с визгом и криками бросились наутек и исчезли, рассеялись в путанице комнат и коридоров. Маленькая девочка, Ча-бос, постояла немного в наступившей тишине и отняла руки от залитого слезами лица. Тут она и заметила Иллиру.
В янтарных глазах девочки дрогнула мигательная перепонка, отличающая изгнанников от жителей континента, и Ча-бос внимательно осмотрела
— Я не умею считать до ста! — заявила Ча-бос в полной уверенности, что это все объясняет. Иллира отметила про себя, что бейсибцы, оказывается, способны плакать и одновременно пялиться на тебя.
— И я тоже не умею, — призналась Иллира. У нее никогда не возникало необходимости сосчитать такое большое количество вещей.
Ча-бос поникла. Что за польза во взрослом, который знает не больше ее самой?
— Ну и ладно, — сказала она одновременно и себе, и Иллире. — Все равно они не хотят со мной играть.
Взглянув в огромные неподвижные глаза, Иллира Увидела, что Ча-бос была права. Другие дети не собирались продолжать эту несложную игру. Они задумали что-то более — с их точки зрения — увлекательное.
— Сочувствую. Но ты ведь скоро вырастешь.
— Да, но они ведь вырастут еще больше.
Иллире показалось, что она извивается, как червяк, пытаясь освободиться от взгляда бездонных детских глаз. Она поняла, почему другие наделенные даром женщины С'данзо предпочитают всегда оставаться дома, со своей семьей — где все если, и не любимы, то уж точно знакомы и привычны. Так они могут избегать проклятия Видения, а гадательный стол превращает Видение в профессию, не хуже и не лучше любой другой, не отягченную лишними эмоциями. Иллире вовсе не хотелось знать, что Ча-бос — не обычный ребенок, даже для бейсибки, а дитя бейсы Шупансеи, и что в ее крови уже таится смертельный яд.
— У тебя не может быть друзей, да? — сорвалась с уст Иллиры необдуманная фраза.
Ча-бос стала очень серьезной и медленно покачала головой. Мигательная перепонка скользнула назад — девочка мигнула.
— Ванда. Она заботится обо мне.
Это имя было знакомо Иллире. Ванда, девушка-илсиг, которая каким-то образом попала работать в этот многоязыкий зверинец — дворцовую детскую. Иллира не видела Ванду с тех пор, когда Артона увезли, и почему-то считала, что ту отослали обратно в город.
— Так Ванда все еще здесь?
— Конечно, здесь. Она мне нужна.
Привязанность Ча-бос к Ванде была столь же сильна, как и ее глубокая уверенность в том, что мир — при надлежащем порядке вещей — вращается вокруг ее личных нужд. Девочка провела Иллиру через дворцовый лабиринт в один из внутренних покоев. Судя по царящему в нем беспорядку и по размеру кроватей, здесь теперь находилась детская.
Ванда сидела с иголкой в руках над грудой изорванной детской одежды.
Ча-бос крикнула с порога:
— Это я!
На лице Ванды
— У меня много работы, — пояснила она, стряхивая одежку с коленей и слегка кланяясь, как было положено в присутствии матери возможного божества. — Как ваши дела?
Иллира кивнула, не находя подходящих слов. Собственно, а что она надеялась получить от этого визита?
— Спасибо, неплохо, — вежливо ответила она, слегка запинаясь от волнения.
Жизнь рядом с детьми помогла Ванде сохранить какую-то часть прежней дерзости и прямоты.
— Что привело вас сюда? — спросила девушка, вновь принимаясь за шитье.
Иллира почувствовала, как ее разум бешено отталкивает малейшие крупицы предзнания. Ванда была дочерью Джиллы и Дало Живописца. Джилле довелось порадоваться, видя, как ее дети вступают во взрослую жизнь, правда, и она похоронила одного ребенка тогда же, когда Лиллис положили в могилу. Джилла нянчилась с Иллирой в холодные и опустевшие недели их общего траура. Ванде наверняка была известна эта печальная история.
— У меня появился ребенок, — произнесла Иллира, решившись поделиться самым сокровенным.
На лице Ванды промелькнули удивление и подозрение, сменившиеся затем маской спокойствия.
— Вам очень повезло.
Девушка говорила нарочито спокойно, словно старалась успокоить душевнобольного.
С'данзо невольно ощутила, как Ванда поспешно дистанцируется от нее. Но отчаяние гадалки пульсировало, словно аневризма, и в конце концов прорвалось в голосе — невозможно было сдержать его. Иллира рассказала, как Тревию в прямом смысле слова всунули ей в руки и как теперь ребенок не дает ей жить спокойно. Она рассказала об искривленных ножках Тревии и о конструкции из китового уса, — эта штука выпрямляла кости, но раздражала кожу младенца, и девочка плакала часы напролет.
Потом Иллира рассказала — не то Ванде, не то себе, — о переменах, которые после появления Тревии произошли с Даброу. С ним самим и в его взаимоотношениях с женой. Как будто одного ребенка можно преспокойно заменить другим и будто бы женщина может испытывать материнскую любовь к любому младенцу, который вертится у нее на руках! Нет, дело, конечно, не в одной только девочке. Есть еще Сайян, которая сама недалеко ушла от ребенка. И новый подмастерье, который хоть и живет где-то в городе со своей семьей, тоже ожидает, что она, Иллира, будет заботиться о нем…
Все время, пока Иллира вела свой несвязный рассказ, Ванда вежливо и внимательно слушала, но взгляд у нее был отсутствующим, и с каждым сказанным С'данзо словом девушка становилась все более сдержанной. Так продолжалось до тех пор, пока Ча-бос, откровенно заскучавшая еще в начале монолога Иллиры, не привлекла к себе внимания взрослых.
Девочка вытащила откуда-то одну из своих ти-коса, миниатюрную копию бейсибского придворного костюма, стеганую и плотно покрытую вышивкой, почти не гнущуюся.