Новая Магдалина
Шрифт:
— Вы кончили?
— Разве, ваше сиятельство, послав за мной, имели намерение умышленно оказать мне грубость? — сердито возразила Грэс.
— Я имела намерение, послав за вами, сказать вам кое-что, как только вы дадите мне на это возможность.
Непроницаемое спокойствие этого ответа чрезвычайно изумило Грэс. У нее не было наготове возражения. Вне себя от изумления, она ждала молча, устремив глаза на хозяйку дома.
Леди Джэнет положила бумаги и спокойно уселась на своем кресле, приготовляясь со своей стороны начать разговор.
— То немногое, что я желаю сказать вам, — начала
— Вы намерены оскорбить меня, леди Джэнет?
— Конечно, нет, я намерена задать вам вопрос.
— Ваш вопрос есть оскорбление.
— Мой вопрос есть ласка, если вы только поймете его настоящее значение. Я жалею, что вы не поняли его. Я даже не возлагаю на вас ответственности за нарушение приличий общежития, которое вы сделали с тех пор, как находитесь в этой комнате. Я искренно желаю оказать вам услугу, а вы отвергаете мою предупредительность. Мне очень жаль. Оставим этот разговор.
Сказав эти слова чрезвычайно спокойно, леди Джэнет продолжала убирать свои бумаги и опять стала безразлична к присутствию второго лица в комнате.
Грэс раскрыла рот, чтобы отвечать с необузданным раздражением рассерженной женщины, но передумала и удержалась. Она видела ясно, что с леди Джэнет Рой запальчивость бесполезна. Ее возраст и общественное положение были достаточны сами по себе для того, чтобы не допускать никакой запальчивости. Грэс, очевидно, знала это и решилась обращаться с неприятельницей с равнодушной вежливостью. Это был единственный способ, который она могла усвоить себе при сложившихся обстоятельствах.
— Если я сказала что-нибудь опрометчиво, я прошу извинения у вашего сиятельства, — начала она. — Могу я спросить: единственно ли для того, чтобы узнать о моих денежных делах, и для того, чтобы помочь мне, послали вы за мною?
— Единственно для того, — ответила леди Джэнет.
— Вы ничего мне не скажете о Мерси Мерик?
— Решительно ничего. Мне надоело слышать о Мерси Мерик. Желаете вы меня спросить еще о чем-нибудь?
— Я спрошу вас об одном.
— Да?
— Я хочу спросить ваше сиятельство, намерены ли вы признать меня в присутствии ваших домашних как дочь покойного полковника Розбери.
— Я уже признала вас как девицу в затруднительных обстоятельствах, имеющую особые права на мое внимание и снисхождение. Если вы желаете, чтоб я повторила эти слова в присутствии слуг (как это ни нелепо), я готова исполнить вашу просьбу.
Раздражение Грэс начало одолевать ее благоразумные намерения.
— Леди Джэнет, — сказала она, — это не годится. Я должна просить вас выразиться яснее. Вы говорите о моих особенных правах на ваше снисхождение. Какие права подразумеваете вы?
— Будет тягостно для нас обеих, если мы войдем в подробности, — отвечала леди Джэнет. — Пожалуйста, не будем входить в подробности.
— Я настаиваю на этом.
— Пожалуйста, не настаивайте.
Грэс оставалась глуха к этому увещанию.
— Я прямо спрашиваю вас, — продолжала она, — признаете ли вы, что были обмануты искательницей приключений,
Леди Джэнет опять начала убирать свои бумаги.
— Ваше сиятельство не желаете выслушать меня?
Леди Джэнет подняла глаза от бумаг с прежним бесстрастием.
— Если вы настойчиво возвращаетесь к вашей обманчивой мечте, — сказала она, — вы принудите меня настойчиво возвращаться к моим бумагам.
— Какая это обманчивая мечта, позвольте спросить?
— Ваша обманчивая мечта выражается в вопросе, который вы сейчас задали мне. Ваша обманчивая мечта дает вам право на мое снисхождение. Никакие ваши слова и поступки не поколеблют моего снисхождения. Когда я нашла вас в столовой, я поступила очень неприлично, я вышла из себя. Я сделала хуже: я была так сумасбродна и неблагоразумна, что послала за полицейским. Я должна загладить перед вами (принимая во внимание ваш недуг) то, что поступила с вами таким жестоким образом. Я предложила вам свой будуар, чтобы отчасти загладить это. Я послала за вами в надежде, что вы позволите мне помочь вам, тоже для того, чтобы отчасти загладить это. Вы можете грубо поступать со мною, вы можете говорить в оскорбительных выражениях о моей приемной дочери, я всему покорюсь, чтобы отчасти загладить свой поступок. Пока вы не будете говорить об одном тягостном предмете, я буду слушать вас с величайшим удовольствием. Когда вы вернетесь к этому предмету, я вернусь к моим бумагам.
Грэс посмотрела на леди Джэнет со злой улыбкой.
— Я начинаю понимать ваше сиятельство, — сказала она, — вам стыдно сознаться, что вы были грубо обмануты. Разумеется, вам остается только не признавать ничего случившегося. Пожалуйста, рассчитывайте на мое снисхождение. Я вовсе не обижаюсь — мне только смешно. Не каждый день знатная дама выставляет себя в подобном положении перед такой неизвестной женщиной, как я. Ваше человеколюбивое внимание ко мне начинается, кажется, с того времени, когда ваша приемная дочь подала вам пример, отослав полицейского?
Спокойствие леди Джэнет выдержало даже и это нападение. Она серьезно приняла вопрос Грэс, как искренно сделанный ей.
— Я вовсе не удивляюсь, — сказала она, — что вмешательство моей приемной дочери перетолковано не так. Ей следовало предупредить меня, прежде чем она вмешалась. Но у нее есть недостаток — она слишком поддается первому впечатлению. Я никогда в жизни не встречала женщины с таким горячим сердцем, как она. Вечно внимательна к другим, вечно забывает о себе! Одно появление полицейского поставило вас в положение, возбудившее ее сострадание, и ее впечатлительность увлекла ее по обыкновению.
Это виновата одна я! Одна я!
Грэс опять переменила тон. У нее хватило настолько проницательности, чтобы заметить, что леди Джэнет способна сражаться с нею ее собственным оружием.
— Довольно об этом, — сказала она. — Пора говорить серьезно. Ваша приемная дочь (как вы ее называете) — Мерси Мерик, и вы это знаете.
Леди Джэнет вернулась к своим бумагам.
— Я Грэс Розбери, имя которой она украла, и вы это знаете.
Леди Джэнет продолжала разбирать свои бумаги. Грэс встала.