Новая надежда
Шрифт:
Как ни странно, Настя поддержала Аню. Характер у моей подруги был более покладистым и кротким. Ее воспитывала бабушка, родители погибли, когда она еще была маленькой. А последние полгода до катастрофы Настя и вовсе жила одна – бабушка находилась в хосписе.
– У меня уже все отболело, – грустно улыбалась она, когда я спрашивала у нее, почему она такая спокойная.
Мне казалось, что должно быть наоборот. Трудная жизнь, сиротство превращают в замкнутого и сурового человека, но в нашей паре жёстче выглядела я, хоть и выросла в полной любящей семье.
Аня не оставила работу, хоть и ее убрали из расписания. Помогала
Расписание менялось каждый месяц. Десяток девушек и парней, живущих в одном блоке, перебрасывали с места на место. Женскому полу доставалась сугубо «бабская» работа. Стирка, глажка, готовка, мытье полов, словно у нас не хватает мозгов на более сложные задачи.
Вот, к примеру, Павел уже полгода работает за пультом термоядерной мини-электростанции, а Дмитрий занят рекомбинаторами кислорода и водорода. Я тоже могла бы этим заниматься, ведь я химик и отлично разбираюсь в расщеплении отработанного воздуха и восстановлении элементов в нужных пропорциях. Я могла бы культивировать продукты, или смешивать удобрения, или создавать лекарства – нас постоянно пичкают витаминами, которые мы не дополучаем, живя под землей. И еще масса других «или».
Но руководители бункера словно издеваются – приучают девушек к примитивной жизни в каменном веке. Зачем тогда отбирали отличников? Взяли бы самых крепких, умеющих и коня на скаку, и в горящую избу…
Даже наша небогатая по меркам Москвы семья могла себе позволить робота для уборки. Дома я никогда не мыла ни полы, ни посуду – всем занимался он. Повара у нас не было, он стоил гораздо дороже из-за высокоточных пальцев-манипуляторов. Да и мама отказывалась его покупать. Говорила, что готовить лучше ее все равно никто не сможет. И была абсолютно права – соседи иногда угощали нас пирогами, которые пек их «Мультиповар», мамины были гораздо вкуснее.
Ни за что не поверю, что руководители бункера не захватили с собой андроидов. В последние года их производили сотнями тысяч в год, как и виртуальные смартфоны. Значит, зажали.
– Нет, – не соглашалась со мной Настя, когда я бурчала по поводу мытья полов в бесконечных коридорах жилого сектора. – Скорее придерживают их для выхода на поверхность. Руководители правы – работа, особенно руками, избавляет от многих ненужных мыслей. Да и что бы мы все делали, если бы не она? Сидели в своих комнатах и пялились в потолок? А так – у каждого есть занятие, все при деле. А от физической усталости лучше спится…
А ведь на права. С этой стороны я проблему не рассматривала. Просто я по-прежнему еще жила в прошлом, там, где светит солнце и растет трава, где жизнь течет спокойно и счастливо, где родители с братом сидят на кухне и едят блинчики с вареньем.
Глава 2
Мое будущее до катастрофы казалось ясным и понятным. Я знала, чем буду заниматься, где работать. До конца пятого курса оставался семестр. Красный диплом был почти на руках. Заявка в аспирантуру принята. Приглашение из Массачусетского института на стажировку висело на почте, как и грант от Химико-технологического университета на продолжение исследований. Мой дипломный проект «Создание репродуцируемых биоразрушающих форм» получил признание и отличный старт для будущей карьеры.
Я часто учувствовала в российских и международных олимпиадах по химии от МГУ, поэтому
Бред, я не собиралась никуда уезжать, хоть родители и сказали: «Мы поддержим тебя в любом выборе».
Когда я вошла в кабинет, там уже находились студенты из химического факультета. Я быстро пересчитала – тридцать. Они что, все едут на олимпиаду? Не многовато? Личных собеседований в этот раз не было, нам раздали стопку листов с вопросами и попросили пройти тест на IQ. Странно, почему не на планшетах, как обычно?
Тест был на время. Я села за первую парту и сразу же встретилась глазами с такой же недоумевающей Настей Трушиной, расположившейся рядом. Мы немного знали друг друга, в прошлом году были вместе на Всероссийской олимпиаде, учились на одном факультете, только я – на химика-технолога, а она – на токсиколога.
После теста нас отпустили, даже не сказав результаты. Но если из тридцати студентов в бункере оказались лишь мы с Настей, он был очевиден.
Сейчас, вспоминая прошлое, я только удивляюсь своей наивности. За два месяца до того, как меня забрали, исчез интернет и мобильная связь. Осталось лишь архаичное антенное телевидение. В новостях сообщали, что проблема в солнечном ветре и, следовательно – авариях в работе спутников. Скоро все починят. Потом, уже здесь, я узнала, что все развитые страны обсудили проблему и решили не ввергать население в панику, закрыть границы, отрезать от информации, отключив все на свете.
Комета уже была видна невооруженным взглядом, даже без телескопа. Со всех каналов нас заверяли, что она пройдет мимо, показывали прогнозы, расчеты ученых, астрономов. Никто особо в них не разбирался, да и как можно рассмотреть, если чертежи и схемы показывали на экране пару секунд.
Большинство людей верило, а куда деваться? Теперь-то я понимаю, как это было глупо. Сложить два плюс два: яркая комета в небе, тишина в эфире, отключенный интернет, закрытые границы. Но лучше надеяться, чем последние месяцы жить в панике, безвластии и анархии.
А так, какая-никакая видимость порядка.
Тот день, когда меня забрали, я хорошо помню. Он навечно отпечатался в памяти, как глубокий след башмака, оставленный в жидком бетоне. Я приехала в МГУ утром, десятого января. Стоял ясный солнечный морозный день. Мне позвонили из деканата и пригласили на консультацию по всероссийской олимпиаде по химии, которая должна будет состояться на следующей неделе.
С Настей мы столкнулись в дверях секретариата.
– Ты тоже едешь? – улыбнулась она. Я кивнула и хотела ответить, но мне не дала Маргарита Семеновна, замдекана химического факультета.
Казалось, она караулила нас за дверью. И как только увидела, бросилась наперехват.
– Пойдемте, за вами прислали машину, – спустя время я вспомнила, какое бледное у нее было лицо, и странно сипел голос. – Консультация будет проходить в Подмосковье, в Лесовином, закрытом военном санатории. Вечером вас привезут обратно.
– Родители будут волноваться, – всполошилась я. Утром я сказала маме, что к обеду буду дома. – Можно позвонить?
Проводные телефоны остались лишь в кабинетах ректора и деканов.