Новая надежда

Плен Александра

Шоковое состояние долго не отпускало, даже после того, как меня выписали. Внутри образовалась пустота, которую необходимо было наполнить. Но чем? Ни близких, ни друзей, ни любимой работы, ни учебы… ничего и никого. Я погрузилась в оцепенение. Жила даже не сегодняшним днем, а текущей секундой, ни единой мысли не допуская о прошлом – как там родители, брат, друзья, не думая о будущем – страшно до жути. Спала, дышала, ела, бездумно, как робот.

Тогда я и сблизилась с Настей и остальными. Мы все – я, Настя, Катя, Павел, Дмитрий, Мария и другие

попутчики из фургона жили в одном блоке. Мы держались вместе, вместе ходили на работу, смотрели видео в общей комнате, играли в шахматы. Вечерами разговаривали о науке, своих исследованиях, достижениях, спорили. И эти споры на время вытаскивали из беспросветной мути.

Катя доказывала, что даже массовые извержения вулканов не смогут глобально повлиять на состав воздуха.

– Гораздо страшнее разрушение озонового слоя, – вставил Дмитрий. – Представь, сколько метана и углерода выплеснулось в атмосферу.

– И он со временем восстановится, – убеждала наша оптимистка.

– Ну да, сам через миллион лет, – парировал тот, – на поверхности жить нельзя. И быстро он не восстановится, так как нет биосферы – растения-то погибли. Кто будет его восстанавливать?

– Есть океаны, планктон…

– Океаны вскипели, вся жизнь погибла. Пока она расселится, пока произведет нужное количество кислорода…

– Значит, некоторое время будем ходить в респираторах или жить под землей.

– Превратимся в кротов, – закончил Павел.

– Да хоть бы и в кротов! – воскликнула Катя, – главное – сохранить разумную жизнь. Знаешь, сколько в бункере хранилищ? Он – Ноев ковчег, помноженный на миллион. Там есть все – семена, бактерии, личинки, наборы клеток!..

Я не вступала в их споры. Катя была биологом, она сразу, как только разрешили, записалась на экскурсию по хранилищам с другими студентами. Я не ходила с ними – лежала в медцентре, ела горстями транквилизаторы и ничем не интересовалась.

– Засадим поверхность земли растениями, – не унималась она, – не везде же магматические поля, кое-где осталась и почва… По данным спутника активировалось лишь Тихоокеанское кольцо и Средиземноморский пояс. Евразия осталась почти целой. Есть видимые деформации от сейсмических волн, но они не существенны…

– Началось… – закатил глаза Павел.

Мы спрятали улыбки. Когда Катя начинает говорить подобным тоном, это надолго… Она старалась быть в курсе всех новостей, первой бежала в информационный центр, когда раз в неделю приходили данные со спутников.

– Жаль, что сейчас на фото одно и то же – свинцовые тучи, пыль, пепел. Поверхности не видно. Но через полгода они осядут…

– И что? – насмешливо произнес Павел. – Надеешься обнаружить после длинной ядерной зимы зеленые леса и траву?

Друзья его поддержали смешками. Катя надулась.

– Семена могли выжить в грунте, – пробурчала она, – а если нет – мы посадим.

– Нас всего несколько тысяч, – парировала Маша, – представь, сколько лет мы будем сажать эти самые растения по всей Евразии.

–

Рассадить можно и за сутки, – произнесла я робко. Друзья ошеломленно на меня уставились. – Мой дипломный проект был на эту тему. Репликанты с внутренней самовосстанавливающейся матрицей. Проблема была лишь в самоликвидации. Я надеялась исправить ошибку уже в аспирантуре, но…

– Расскажи! – воскликнула Катя.

– Все в курсе, что ДНК любого живого объекта, будь то растение или животное, – это как программа для компьютера? Алгоритм, набор команд, сценарий развития – рождение, жизнь, смерть. Любую программу можно перепрограммировать, исправить, доработать. – Друзья покивали. – Я собиралась запрограммировать биодеструкторы пластика, такие как Pestalotiopsis microspora или Ideonella sakaiensis. Изменить ДНК грибка, чтобы он сам себя дублировал, а когда закончит работу – аннигилировался. Теоретически, грибок должен был расти в геометрической прогрессии и через день выселения на поверхность океана покрыть его тонким слоем. Уничтожить пластик и, выполнив свою миссию, самоликвидироваться. С этим и была недоработка.

– То есть, ты сможешь запрограммировать так, например, тот же планктон?

– В теории, да, – ответила я. – На самом деле, неизвестно, что получится. Практических опытов под открытым небом я, само собой, не ставила, лишь в лабораториях. А сжигать колонию в пробирке проще, чем миллионы квадратных километров грибка на Земле, – я улыбнулась.

– Все равно, это прорыв! – подпрыгнула Катя. – Скажем Вячеславу Ивановичу, пусть оборудует тебе кабинет, продолжишь исследования. Есть у нас еще химики? – она обернулась.

– Вроде еще в соседнем боксе выпускники из Казанского и Томского есть.

За месяц ко мне так никто и не подошел. Значит, пока не нужны им модификаторы планктона и грибов. То ли нас обманули, и нам никогда не выйти на поверхность, то ли в ближайшие годы важнее чистые полы, а не восстановление биосферы Земли.

Глава 3

Завтрак подошел к концу. Последние студенты покинули столовую. Лишь один столик оставался занят. За ним сидели Северинов, Иван и две девушки в нарядных коротких платьях. Зачем так наряжаться на простой завтрак? Словно на вечеринку собрались.

Мы с Настей переглянулись. Она улыбнулась, поняв по моему лицу, как мне неприятно к ним приближаться. Взяла поднос и направилась к столику.

– Разрешите убрать посуду, – произнесла она сухо.

– Разрешаю, – махнул рукой Иван, словно дает высочайшее соизволение. Девицы захихикали.

Уголок губ Северинова дёрнулся в презрительной усмешке, мгновенно исчезнувшей. Казалось, что он насмехается над своими друзьями. Зачем же он терпит их, если они ему так неприятны?

Я принялась убирать контейнеры с едой, отправляя одни в холодильники, другие – на переработку в измельчитель. Далее, думаю, из отходов делали компост или что-то подобное. Вдруг к стойке подошел Северинов.