Новая Земля
Шрифт:
– Что же делать? Что же делать?
– лепетал яи воображал разные наказания. Ожидал от всегда рассудительного, деловитого Михи какого-нибудь спасительного решения.
Широкое смуглое лицо Михи было спокойным, и мне казалось, что он вот-вот скажет то, что нас должно выручить. И Миха сказал - но совсем не то, что я ожидал:
– Выпорет нас дед.
У меня, признаюсь, похолодело внутри от этих просто и буднично сказанных слов. Расплаты за содеянное я не желал, и мой воспаленный мозг искал, искал путь к
– Идут! Купили петуха!
– И, радостная, скрылась за дверью.
У меня мгновенно пересохло в горле. Я хотел что-то сказать Михе, но лишь просипел. Мои руки дрожали. Я в отчаянии дергал стрелку, кукушку, цепочку, зачем-то дул в механизм. Миха стоял красный и потный.
– Да не тряси ты их! Давай закрутим винтики и повесим на место, - что еще остается?
Из-за двери выглянула Лена.
– Попробуй, Ленка, сказать!
– кулаком погрозил Миха.
– Скажу, скажу!
Я подбежал к сестре, вцепился в руку и, чуть не плача, стал просить:
– Пожалуйста, Ленча, не говори! Тебе что, будет приятно, если меня высекут?
Сестра с брезгливой жалостью взглянула на меня. Я смотрел на нее с надеждой, не выпускал ее руку и в душе презирал себя. Однако чувство страха было сильным.
– Эх, ты, Лебединое озеро!
– сказала сестра.
– И как ты в армии будешь служить? А вдруг- война, и тебя возьмут в плен и будут пытать? Ты тоже будешь хныкать? Ладно уж, не скажу.
– Враждебно взглянула на Миху и, назвав его дураком, побежала встречать дедушку и бабушку.
Мне было мучительно стыдно за мое ничтожество и трусость. "Хоть бы Люсе не рассказала".
– И эта мысль меня неожиданно стала волновать больше, чем предстоящее наказание.
Мы прикрутили винтики, повесили часы и убежали в сарай. Через щелку видели, как бабушка наливала троим поросятам; упитанные, грязные, они ринулись к большому корыту, едва она открыла стайку, и принялись с чавканьем уплетать картофельное варево. Один из них, Вась Васич, как его звала бабушка, залез с ногами в корыто и так ел. А его товарищи, которые были, наверное, скромнее, культурнее, выбирали из-под него, сунув грязные мокрые рыла под свисающее брюхо наглеца.
– Покатаемся на поросятах?
– предложил Миха, как только бабушка ушла.
– Давай!
Я так обрадовался, так меня захватила новая игра, что на время даже забыл о своем преступлении. Мы осторожно подкрались к поросятам, которые, наевшись, развалились на опилках и сонно похрюкивали. Договорились, что я заскочу на Вась Васича, а Миха - на черноухого кабана.
– Вперед!
– скомандовал брат. И мы опрометью побежали к поросятам.
Я запрыгнул на Вась Васича, вцепился в уши и крикнул:
– Но-о!
Вась Васич грузно поднялся, пронзительно взвизгнул и рванулся
О своем преступлении мы совсем забыли и весь день до вечера пробегали на улице. Домой явились веселыми, возбужденными, но увидели дедушку притихли.
Он сидел за столом над часами. Его круглые очки были сдвинуты на самый кончик носа. Мельком взглянул на нас поверх стекол и сухо спросил:
– Кто поломал?
Мы молчали. Когда дедушка поднял на нас глаза - мы одновременно пожали плечами и стали потирать я - лоб, а Миха - затылок, как бы показывали, что старательно думаем, вспоминаем.
– Может, деда, кошка на них прыгнула с комода, - предположил я и почувствовал, что покраснел. Чтобы не смотреть дедушке в глаза, я стал соскабливать со своей куртки высохшую грязь.
– Кто, едят вас мухи, поломал?
– Рыжевато-седые бровидедушки сдвинулись к переноси-це. Сняв очки и задрав свою солдатскую гимнастерку, он стал неспешно вытягивать из галифе тонкий сыромятный ремешок.
– Дедусь, это не мы, - смотрел Миха на дедушку так, как может смотреть самый честный человек; он тайком показал Лене кулак. Но она, как мы потом узнали, нас не выдавала, - дедушке было не трудно самому догадаться.
– Не вы?
– вскинул рыжевато-седую голову дедушка и намотал на свою маленькую костистую руку ремешок.
Мы молчали, опустив плечи и голову. При вскрике дедушки я невольно чуть отступил за Миху, но, вспомнив о Лене, которая испуганно и с сочувствием смотрела на нас, я сделал полушаг вперед и оказался впереди Михи сантиметров на десять.
– Так не вы?!
– подступая к нам, крикнул дедушка.
Я увидел вышедшую из зала Люсю и неожиданно для себя и Михи сказал:
– Мы.
– И крепко сжал зубы, готовый принять удар.
С появлением Люси все мои движения были направлены не на то, чтобы как-нибудь защититься от ударов, - наоборот, открыться, и открыться так, чтобы видела Люся.
Дедушка стеганул нас по два раза и за ухо развел по углам. Только он меня поставил в угол - я сразу же шагнул из него вдоль стены, собирая на куртку известку: на меня, я чувствовал, смотрела Люся, и я просто не мог не быть перед ней отчаянным, смельчаком, пренебрегающим строгостью взрослых.
– Что такое! строго сказал дедушка, снова копаясь в часах.
Я подчеркнуто нехотя, досадуя на Люсю за то, что смотрит на меня, вошел в угол, но не полностью. "Противный, противный старикашка!" - шептал я пересохшими губами. Миха из своего угла подмигивал мне и забавлял девочек, гримасничая.