Новая Зона. Контур боли
Шрифт:
— О чем же я думал… — горько произнес Олег, но так тихо, что никто, кажется, не услышал.
«Ты вообще не думал, — ответил он самому себе. — Тобой управляла идея фикс, тебя вел инстинкт. Объяснил это самому себе как заботу о родных. Кого ты хотел обмануть, дубина? Выключил мозги и помчался за романтикой. Впрочем, нет… Какая тут, на хрен, романтика? Не за этим я в Москву приехал. А за чем же тогда? Зачем?..»
— И давно ты сам с собой разговариваешь? — меланхолично осведомился Михаил.
— Я?.. — Олег вздрогнул и придал лицу насмешливое выражение.
— Плохой артист, — прокомментировал Столяров.
— Ну,
— Ты его в тачке забыл.
— Почему ты не напомнил? А если его сопрут?!
— Кто? — спокойно спросил полковник.
— Ты специально, что ли, решил от него избавиться? Мог бы выкинуть, и все дела. Для чего городить какое-то представление?
— Довольно паранойи! — взорвался Столяров. — Мы просто забыли его в тачке — и я, и ты. Мы случайно его там оставили! Никакого умысла в этом не было! Ясно?! Тяжелый день сегодня, — добавил он вполголоса.
Олег впечатал кулак в ладонь и медленно выдохнул. Считать до десяти Гарин не стал, спокойствие пришло само — едва он принял решение. Олег заглянул в кабинет, достал кое-что из письменного стола и сразу вернулся на кухню.
— Надо спуститься, забрать «венец», — сказал он.
— Сходим вместе, — предложил Михаил.
Гарин, не возражая, поправил на плече автомат, проверил в подсумке рожки и открыл дверь.
— Ты с нами проветришься? — обратился Столяров к Доберману.
— Мне и тут не душно. Я сегодня невыездной, — напомнил тот. — В смысле, невыходной.
Михаил лишь цыкнул зубом и направился за Гариным вниз по лестнице.
Выйдя из подъезда, Олег взглянул на чистое небо и набрал полные легкие воздуха. Идти к машине он не спешил. Столяров его ни о чем не спрашивал, просто стоял рядом и с грустью смотрел другу в глаза. Однако нужно было что-то сказать, и это пришлось сделать Гарину.
— Извини, я больше не могу, — проронил он.
Михаил продолжал молчать. Олег пытался уразуметь, о чем сейчас думает полковник, но это было невозможно: Столяров оставался непроницаем. По крайней мере его лицо не выражало ни гнева, ни презрения, и Гарин был ему за это искренне благодарен.
— Деньги взял? — произнес Михаил. Без издевки, без подначки. Это был всего лишь вопрос.
В ответ Олег похлопал себя по карманам.
— И часы тоже, если ты не раздумал, — проговорил он.
— Семьдесят тысяч евро, — напомнил Столяров. — Постарайся не продешевить. Главное, не торопись, — добавил он непонятно к чему. То ли он говорил о продаже часов, то ли о дороге, то ли о чем-то еще.
— Миш, я ведь бесполезен… — сказал Гарин, проклиная себя за то, что все-таки начал оправдываться, хотя никто этого не требовал.
Столяров вяло взмахнул рукой и показал на «вольво»:
— Пойду заберу «венец».
— Когда я его надеваю, вокруг происходит что-то странное, — безвольно произнес Олег. — А когда снимаю… от меня тем более толку нет.
Михаил неловко почесал шею. Этот разговор тяготил его не меньше, чем Гарина.
— Все-таки надо его забрать, — сказал Столяров.
— Да… — Олег постоял еще секунду, потом развернулся и, не прощаясь, зашагал прочь.
Ему хотелось провалиться сквозь землю, но позволить себе он этого не мог — в Новосибирске ждали жена
Погода радовала: на улице было солнечно, но не жарко, и настроение у Гарина постепенно поднялось. Первые полчаса он прошел хорошо, ему даже понравилось. Шагал широко и ритмично, ноги ставил твердо, не забывал поглядывать по сторонам — но не превращал это в манию. Правую ладонь держал на рукоятке, поджимая автомат локтем, чтобы не болтался.
Позади остались гулкие пустые корпуса вещевой ярмарки. Гарин двигался вдоль домов, обходил выступающие строения и снова поворачивал в закутки крошечных детских площадок, держась подальше от широкой проезжей части. Профсоюзная улица в этом месте была почти прямая и просматривалась слишком хорошо. Так Олег миновал два универсама и приблизился к северному выходу станции «Теплый Стан». До Кольцевой дороги оставалось чуть больше километра, это пятнадцать-двадцать минут пути — а там уже и Периметр. На юго-западе его почему-то построили в первую очередь, и в этом месте МКАД была перекрыта наглухо. Не пощадили и развязку: мосты попросту снесли, от чего эстакады стали похожи на короткие взлетные полосы для палубной авиации. Однако Гарин был уверен, что преодолеет все заграждения без труда. Он даже не представлял себе силу, которая могла бы помешать ему вырваться из города.
«В крайнем случае залягу где-нибудь в кустах и дождусь ночи, — решил Олег. — На худой конец, придется пройти вдоль Периметра еще километров пять. Это не отдаляет меня от цели».
Гарин посмотрел назад и испытал странное чувство ностальгии. Оно было как стихающая боль — почти сладким.
Вокруг зияли разбитые витрины. Где-то был салон сотовой связи, а где-то раньше находилась кондитерская, но теперь павильоны выглядели почти одинаково. Все они были разграблены и завалены разбитыми стеллажами. Лишь огрызки неоновых вывесок да обрывки плакатов на стенах могли еще намекнуть, чем когда-то торговали в том или ином магазине. Хотя теперь это было абсолютно не важно.
Олег вдруг услышал, как кто-то семенит по асфальту, и обернулся, запоздало рванув с плеча автомат.
Если бы это был мутант, Гарин уже лишился бы жизни или как минимум вкусной части тела. Но это была всего лишь собака, старая длинношерстная колли, когда-то трехцветная, а теперь почти седая. Олег привычно-бесполезно обругал себя за неосторожность и внимательно посмотрел на собаку. Та ответила таким же осмысленным взглядом, большие миндалевидные глаза казались умнее иных человеческих.
— Какая же падла тебя бросила? — проговорил Гарин.
Пес подошел ближе, но не ткнулся в ногу, а поднял хитрую лисью морду к большой бутафорской сардельке, висевшей над дверью пустого павильона.
— Нечем тебя угостить, нечем, — виновато сказал Олег.
Он рассчитывал дойти быстро, да и в любом случае забирать харчи у сталкеров, остающихся в Зоне, было непозволительным хамством.
— Ну иди сюда, поглажу хоть тебя. Иди, хороший! Или ты «хорошая»?
Олегу вдруг стало любопытно, вернее, ему показалось это важным, и он сделал шаг в сторону, чтобы заглянуть собаке под брюхо. Та, словно стесняясь, попятилась вбок, настойчиво поворачиваясь к Гарину мордой.