Новая Зона. Критерий страха

Слюсаренко Сергей Сергеевич

Вопросов не последовало.

– Ну ты, Андрюха, тогда на старте и выдал, – похлопал Малахова по плечу штурман. – Классический старт новичка. Напыжился, словно тянул ракету сам.

– Ой, да отстань от человека, сутки уже прошли, пора и забыть, – вступился за Андрея Степанов. – Ты что, не помнишь, как сам первый раз испугался, когда датчик гравитации тебе в нос полетел. Кстати, надо было ЦУП запросить, как вчера «Спартак» в итоге сыграл. Обидно, если опять «Зенит» в чемпионы прорвется.

– Ну, ты и придумаешь! – возмутился командир. – У «Зенита»

шансов против «Локо» никаких.

– Ну что за народ! – Катя тоже не осталась в стороне. – Нашли время говорить о хоккее!

– Катя, я присоединяюсь к твоему мнению, но осторожно замечу, – Андрей улыбнулся, – это футбол.

– Давайте лучше говорить о звездах. – Кате был неинтересен ни хоккей, ни футбол. Она была мастером спорта по плаванию.

– Катя, поверь мне, да ты и сама прекрасно знаешь, – заметил командир, – через несколько дней тебя от них тошнить будет!

Команда не спешила разойтись. Все стали переговариваться между собой, словно сидели за столом на обычной вечеринке, а не на космической станции в трех световых годах от Земли.

– Да! Добавлю – в ночное время вводим вахты. Два часа без бодрствующего сменщика. График я сообщу ближе к вечеру. По местам! – Протасавицкий воспользовался моментом всеобщего благодушия и сообщил неприятную новость.

Работа, которая была основной и обыденной для Малахова, заключалась в инструментальном сборе данных об окрестностях станции. Никто на Земле не рассчитывал, что тайны Вселенной в этой ее части раскроются в первую экспедицию. Только сбор данных, предварительный анализ и доставка информации домой.

– Ну что, пошли, пороемся в космосе? – окликнул Андрея Степанов.

Первый пилот Борис Степанов по заданию должен был вместе с Андреем заняться сканированием пространства вокруг станции во всех возможных диапазонах электромагнитных волн.

Аппаратная, или как её называли – лаборатория, находилась на противоположной стороне от мостика. Дойти можно было двумя способами – просто пройтись по галерее или, сократив основательно время, пролететь по одной из осей станции. Естественно, пилот, хорошо знакомый с невесомостью и легко управлявший своим телом, предложил короткий путь. Малахов скрепя сердце согласился.

– Рассказываю алгоритм. – Борис решил все-таки проинструктировать товарища. – Мы выйдем в тоннель, сила тяжести будет понемногу падать. Здесь главное – не сильно стремиться скорость набрать. Ближе к центру можно зазеваться и головой в переборку. Потом будет смена вектора притяжения. Там нужна обратная последовательность.

– А может, все-таки по кругу пойдем? – засомневался Андрей. – Понимаешь, мне невесомость не очень нравится. Мутит. Я потом потренируюсь, и всё получится. В следующий раз.

– Да какая тренировка! – махнул рукой Борис. – Главное – держись за поручень постоянно и не сильно ускоряйся.

– Ну, веди, – не стал спорить Малахов.

Начало пути по хорде было неприятно, поменялся вектор притяжения, Андрей даже на некоторое время потерял ориентацию. Однако

надежный поручень быстро позволил восстановить точку опоры и начало координат. Но чем ближе Малахов подходил к центру станции, центру тора, тем сильнее его сознание теряло связь с реальностью. Словно кадры из фильма в голове пронеслось воспоминание. Как тогда, давным-давно, он шел с друзьями в Зоне по тропинке, с которой нельзя свернуть. Тропинка шла через лес, кроны деревьев сходились надо головой. Было неприятное ощущение замкнутого пространства, прямо как сейчас в переходной галерее. Борис легко двигался рядом, как тогда детёныш кровососов. Он был в своем мире, ко всему привычный и ничего не боялся.

А потом тропинка начала вести себя странно. Она вместо того чтобы проходить между деревьями, правда, сейчас это был уже ровный забор без единого просвета, начала смещаться влево и через десять-пятнадцать шагов уже шла по боковой стене тоннеля. Андрей двигался по переходной галерее с полным ощущением, что он идет где-то сбоку. Как будто притяжение здесь работало по-другому. Лесная тропинка тогда превратилась в сказочный, непостижимый тоннель, где только фонарики позволяли хоть как-то разглядеть дорогу. Точно так же сейчас только дежурный свет в переходе позволял определить, где верх, а где низ.

У Малахова закружилась голова. И тут внезапно пропал свет. Как во время скачка. Тоннель впереди исчез, появилось открытое пространство, и зеленое сияние очертило странное видение. За письменным столом сидел человек, судя по очертаниям и хорошо сидящему костюму, и что-то писал в толстой тетради.

– Ну, здравствуй, – сказал человек Малахову.

В тусклом свете невозможно было рассмотреть ни его лица, ни рук – только черный силуэт и легкая игра светотени на складках аккуратно вшитых рукавах твидового пиджака. Все эти детали в сознании Малахова откладывались естественно, словно не летел он неизвестно где и неизвестно куда, а был на приеме у важного чиновника.

– Здравствуйте, – неуверенно ответил Андрей. – А мы знакомы?

Только тут Малахов осознал, что ощущение падения в бездну, которое его всегда преследовало в невесомости, исчезло. Он шел по невидимой в темноте поверхности, как по обычному полу. Покрытие было мягким, словно на полу был постелен персидский ковер.

– Как тебе сказать, Андрюша, мы не виделись много лет. – Голос у сидящего за столом был низкий, с глубокими обертонами. Казалось, говорил артист театра или диктор радио.

– Не виделись? Вы из Москвы?

– Нет, конечно. Вот ты сейчас вспоминал тоннель в Зоне, так ведь?

– Откуда вы…

– Подожди, вопрос не в том, откуда я знаю, вопрос о том, насколько хорошо ты это помнишь? – Голос стал чуть жестче, настойчивее.

– Я всё хорошо помню. – Андрей попытался тоже контролировать свой голос, который до этого ему самому показался слабым и дрожащим.

– Ну и отлично. Ты помнишь, там были и друзья, и враги. И люди и… скажем, иные.

– Конечно, помню. И друзей, и… там были и враги.