Новгородский толмач
Шрифт:
Или работа не здесь, а здесь только испытание, отбор для какой-то будущей работы?
Испытание!
Есть ли в Библии хоть один пророк, который не произнес бы этого слова?!
"Бог пришел, чтобы испытать вас", говорит Моисей.
"Господь испытует все сердца", вторит ему Давид.
"Но Он знает путь мой; пусть испытает меня - выйду, как золото", стенает Иов.
И Соломон слагает стихи про то же: "Плавильня - для серебра, и горнило - для золота, а сердце испытывает Господь".
"Сказал я в сердце своем о сынах
"Вот Я расплавил тебя, но не как серебро: испытал тебя в горниле страдания", разъясняет Исайя.
"Пострадают некоторые и из разумных для испытания их", грозит Даниил.
"Возлюбленные! Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь!", призывает апостол Петр.
А уж апостол Павел говорит об испытании чуть не в каждом послании своем.
Да - верю, знаю! Всю мою жизнь Ты испытывал меня и спасал, испытывал и спасал.
Но чувствую - вот оно грядет, последнее испытание!
Падут городские ворота пред страшным врагом, будет вокруг стон и ужас, огонь и разорение, кровь и мука невинных.
Но как - о, Господи!
– как должен я послужить Тебе? Научи! Должно ли мне взять меч в руки и принять смерть в бою с неверными? Или, наоборот, явить пример смирения, дать зарубить себя татарской сабле на пороге храма Твоего?
О, прикажи одно или другое!
Дай ясное повеление!
Избавь душу от бремени самовластья!
Фрау Грете Готлиб, в Мемель
из Москвы, осажденной страхом,
октябрь 1480
Милая, родная Грета!
Видимо, это будет мое последнее - прощальное - письмо. Долго судьба щадила меня, Господь замечал в последний момент грозящую мне погибель и спасал от беды. Но сейчас туча так черна и так широка - по всему небу, - что даже лучику надежды не дано прорваться сквозь нее. Тысячу лет простоял великий град Константинополь - но даже его могучие стены пали перед напором неверных. Где уж выстоять молодой Москве. Несметные орды катятся к ней с юга, сжигая все на своем пути.
Даже сам великий князь утратил мужество, отправил жену, детей и казну в далекий северный город. Богатые купцы и бояре тоже бегут в свои дальние вотчины. Но я среди тех, кому бежать некуда. Нужно покориться судьбе.
Московская рать выступила на юг, навстречу врагу, но трудно поверить, что она сумеет удержать его. И некого позвать на помощь. Двое братьев великого князя в начале этого года поссорились с ним, увели свои дружины на запад. Псковичи сами с трудом отбиваются от немецкого нашествия. С западной границы нельзя снять войска - оттуда в любой момент могут ударить литовцы. Призвать подкрепление из восточных городов? Но этим тут же воспользуется хищное Казанское ханство. (Недаром "казань" по-татар-ски означает "кипящий котел".)
Три дня назад я шел через посад к дому Ивана Курицына. Вдруг толпа на Ордынке взволновалась, распалась на две части. Раздались крики:
– Державный! Державный!
Кто-то
Ужас и безумие накатили на толпу, прогнали трепет перед власть имущим.
– Не оставь на погибель!
– закричал кто-то.
– Спаси, государь!
– Смилуйся!
– Оборони!
– Защити!
Задние давили на передних, проезд делался все уже. Свита размахивала плетками, но люди все напирали. Какая-то баба ухватилась за княжеское стремя, дала коню волочить себя в пыли.
– Мы же твои дети и слуги! Неужто оставишь нас погибнуть от поганых?
– Сам же разгневал Ахмата, не платил ему дань!
– Тебе, знать, богатеть, а нам живота лишаться?
– Не слушай, государь, лихих советников!
– Им бы только свои вотчины да мошну сберечь!
– Восстань на врага - и мы все за тобой!
– Не оставь!
– Пощади и помилуй!
С большим трудом княжеская кавалькада протиснулась сквозь вопящую и рыдающую толпу, ускакала в сторону Кремля. И что там происходит, за его стенами, не знает никто. Федор Курицын при войске, на берегах Оки. У нас, в Посольском приказе, тоже смятение. Вспоминают, как отец великого князя, Василий Темный, попытался противиться татарам, как они его разбили под Суздалем и сколько крови тогда пролилось. А даже если и даст Бог победу, что с того? Вот Дмитрий Донской победил Мамая, а через два года новый хан собрал силы, напал, взял Москву обманом, жег и убивал, не щадя ни старых, ни малых. И тот же победитель, Дмитрий Донской, в бой уже с ним не вступил, укрылся с семьей на севере.
Я пытался говорить с нашим священником об устройстве лазарета для раненых - он не стал слушать. Чувство безнадежности заливает души, течет по улицам, поднимается до церковных маковок.
А тут еще куда-то исчезли мои друзья: Кара Бешмет и Иван Курицын. Жена Ивана со слезами рассказала мне, что перед отъездом он прощался с ней, будто навсегда. Но куда уезжал - не открыл. Когда мне удается проведать их, я часто застаю ее забившейся за сундук в дальней комнате, без света, с обоими детьми, закутанными в меховой кожух.
Духовник великого князя, ростовский епископ Вассиан, прислал ему послание, в котором призывал не падать духом и смело поднять меч против неверных, защищать страну и церковь свою. Кто-то снял копию с письма епископа, и оно попало к нам в Посольский приказ. Читая его, я так разволновался, что сам был готов напялить доспехи и записаться в ополчение. Но нас никто от дворцовой службы не освободит. Переведу для тебя несколько отрывков из этого Боговдохновенного послания. Пусть в Европе знают, что в гибнущей Москве не все души были сломлены страхом.