Новичок в Антарктиде
Шрифт:
Потому что знали: Гербович никогда и никого не оставит в беде. Знают, что, если предстоит опасное дело, первым пойдёт начальник. Солдат высоко ценит генерала, который так поступает.
В декабре 1970 года из Мирного на Восток ушёл санно-гусеничный поезд. На сто сороковом километре у механика-водителя Юрия Ищука начался острый приступ аппендицита. В условиях похода операцию делать невозможно. Возвращаться — значит поставить поход под угрозу срыва. И Гербович с двумя товарищами из Мирного на вездеходе отправился за Ищуком — на одном вездеходе по Антарктиде, через зону трещин. Случись авария, несчастный
Таков начальник экспедиции, таково и его ближайшее окружение. Гербович осуждает руководителей, приближающих к себе посредственностей. Такие начальники черпают у штаба не новые идеи, а лишь безоговорочную поддержку своих распоряжений, даже если они явно нелепы. Гербович считает, что окружающие, наоборот, должны питать руководителя своими мыслями, будоражить его. Поэтому он полон уважения к своему постоянному оппоненту Большакову, вечно вступающему в споры Силину, много ему подсказывающему Овечкину — не только безупречным, но и мыслящим исполнителям.
И вокруг Гербовича постепенно складывается костяк людей, идущих за ним уже третью экспедицию, людей, оценивших по достоинству этого исключительно справедливого и честного человека с поистине железной волей. Из своей Двенадцатой экспедиции Гербович взял ядро — тридцать процентов коллектива. Из нынешнего состава в будущую экспедицию он намерен взять уже половину.
Ещё по дороге в Антарктиду я слышал от товарищей об одной эпопее, связанной с именем Гербовича. Она показалась мне столь исключительной по своему драматизму, что я попросил Владислава Иосифовича рассказать о ней подробнее.
Но немного предыстории.
Место для антарктической станции Лазарев было выбрано не совсем удачное — её построили на шельфовом леднике. Между тем в глубине материка, в восьмидесяти километрах от моря, находится оазис Ширмахера — один из интереснейших районов Антарктиды. Было решено новую станцию соорудить здесь, а Лазарев законсервировать. Обживать оазис в 1961 году довелось группе полярников во главе с Гербовичем. Они и основали Новолазаревскую — самую, пожалуй, уютную станцию на материке. Свободные ото льда и снега горы, озера с пресной водой, относительно мягкий микроклимат — чего ещё, казалось бы, желать? И лишь один существенный недостаток портил картину: чрезвычайно тяжёлая дорога к морю, идущая через многочисленные ледниковые трещины.
Смена коллектива полярников осуществлялась так. «Обь» подходила к району станции Лазарев, где её уже поджидал пришедший с Новолазаревской санно-гусеничный поезд. Новая смена отправлялась на место зимовки и месяца два жила вместе со старой: входила в курс дела, принимала научную эстафету. За это время «Обь» совершала обход остальных станций и возвращалась обратно, а старая смена вновь подходила на санно-гусеничном поезде к станции Лазарев и салютовала кораблю, который должен был забрать полярников на Родину.
В этом до деталей разработанном плане было предусмотрено все,
В начале апреля 1962 года двенадцать полярников, возглавляемых теперь уже бывшим начальником Новолазаревской Гербовичем, совершили переход к морю и прибыли на береговую станцию Лазарев. Позади почти полтора года нелёгкой зимовки, впереди — долгожданное возвращение домой. Все разговоры — об этом, самом важном в жизни полярника событии. С часу на час к барьеру должна подойти «Обь»!
И тут произошло непредвиденное.
Обычно в начале апреля море в районе Лазарева бывало свободно ото льда. Но на этот раз стихия сыграла с полярниками злую шутку. К барьеру «Обь» не подошла: ей преградил путь мощный ледяной пояс шириной до ста тридцати километров. Капитан Свиридов по радиотелефону сообщил Гербовичу, что через десятибалльный лёд «Оби» не пробиться. Есть один-единственный выход из положения, его предложили лётчики, находящиеся на борту «Оби». На станции Молодёжная стоит на приколе самолёт ЛИ-2; дизель-электроход возвратится на Молодёжную, лётчики подготовят машину и прилетят на станцию Лазарев, чтобы эвакуировать полярников по воздуху.
И «Обь» ушла на Молодёжную — это тысяча пятьсот километров в один конец. Наступило томительное ожидание. Над возвращением домой нависла совершенно реальная угроза. Мысль об этом невыносима для всех. И все же в коллективе наметились две группы, которые восприняли ситуацию по-разному.
Первая — шесть человек, костяк старой смены: Гербович, метеоролог Артемьев, радист Титовский, механик Семочкин, повар Евграфов и механик-водитель Зотов. Они мечтали о возвращении на Родину не меньше других, но, бывалые полярники, привыкли в своей жизни считаться с обстоятельствами. И эти люди держались в сложившейся ситуации с исключительным достоинством.
Вторая группа — тоже из шести человек. Среди них не было трусов — трус в Антарктиду вообще не пойдёт, но они чуть пали духом, их заметно ошеломила перспектива остаться на вторую зимовку.
И в этой обстановке Гербович принял одно из самых ответственных решений в своей жизни: просить руководство экспедицией не посылать на Лазарев самолет ЛИ-2. Слишком опасно в одиночку совершать такой перелёт. Случись что-нибудь с машиной — кто спасёт её экипаж?
Трудно было полярникам отказаться от этой, как всем было ясно, последней надежды на возвращение домой, трудно было примириться с таким крутым поворотом судьбы. Но, к чести полярников, большинством голосов предложение начальника было принято.
И Гербович дал радиограмму: в связи с тем, что эвакуация со станции Лазарев связана с риском для жизни экипажа самолёта, коллектив старой смены согласен остаться на вторую зимовку.
Гербович сознавал, какой она будет тяжёлой, эта вторая зимовка. Двенадцать человек остаются со скудными запасами продовольствия, почти без курева, без книг и кинофильмов и, главное, без научного оборудования. Они обречены на бездействие — нет ничего более тягостного для энергичных людей. У одного больна мать, у другого выходит замуж дочь, у третьего срывается защита диссертации, у четвёртого… Да что там говорить! У каждого что-то наболело, каждого терзала тоска по дому, по родной земле…