Новичок в Антарктиде
Шрифт:
— Знаете, где мы стоим? — спросил меня Пётр Фёдорович.
— На барьере.
— Смотрите.
Палка утонула в трещине, и я еле удержался от того, чтобы не отпрянуть назад.
— Снежный нанос, — пояснил Большаков. — Весь вопрос в том, насколько крепко он держится. Придётся проверить ещё разок перед приходом «Оби».
Потом мы поехали к одному из святых мест Мирного — памятнику Анатолию Щеглову. Ему было двадцать четыре года, когда он погиб в ледниковой трещине. В тягаче с балком находилось трое: двоих спасательной экспедиции удалось вытащить, а Щеглову, механику-водителю, уже никто не мог помочь. Провалившийся тягач зацепился на глубине нескольких десятков метров за края трещины и повис над бездной, придавив Анатолия
Люди, приходящие к памятнику, снимают шапки. Отчаянно сопротивляется Антарктида человеку, не прощает ошибок. Оказавшись в опасной зоне, водители иногда ведут тракторы «на вожжах» — привязывают к рычагам верёвки и идут за машиной. Так, кстати, и поступил Иван Луговой, когда спасательный отряд приблизился к месту гибели Щеглова. Так поступают и другие умудрённые опытом водители. Они теряют время, но сохраняют жизнь. Известное противоречие — молодость и опыт…
Дорогой ценой мы приобретаем свои познания в этом мире.
Кают-компания
Когда полярнику грустно, когда одолевают мысли о семье и далёком доме, когда кажутся постылыми вечные снега, айсберги, пингвины и невыносимо сознание того, что до прихода корабля нужно прожить бесконечную полярную ночь, — не оставайся наедине с самим собой, товарищ! Одевайся и иди в кают-компанию. Здесь такие же люди, как и ты, из такой же плоти и крови, столь же сильно тоскующие по Родине. Но когда вы окажетесь вместе, вам будет легче.
Будь благословенна, кают-компания полярной станции! Ты питаешь тела и врачуешь души, ты животворная влага, не дающая засохнуть вырванному с корнем дереву, ты философский камень, превращающий мрачного пессимиста в бесшабашного шутника.
Я где-то читал про полярную станцию будущего, обитатели которой нажимают кнопку и получают в свои комнаты обеды, завтраки и ужины. Одумайтесь, несчастные слепцы, ваши кнопки — от лукавого! Надевайте унты и каэшки и бегите сломя голову искать общество себе подобных, ибо полярник без коллектива противоестествен, как запертая в клетке птица.
Кают-компания — это не столовая и не клуб, это нечто большее и высшее. Это исповедальня, ритуальный храм, павильон для игр, арена всевозможных розыгрышей и биржа обмена новостями. Кают-компания — вечный источник бодрости, в который входишь усталым и размагниченным, а выходишь свежим и бурлящим, как прошедшая через сатуратор вода.
Если полярник за год не полюбил свою кают-компанию, если, вернувшись домой, он не поминает её добрым словом и тайком по ней не вздыхает, значит, профессию он выбрал неправильно. Потому что нельзя просто любить высокие широты — прежде всего нужно любить людей, с которыми вместе мёрзнешь и греешься, рискуешь жизнью и радуешься, тоскуешь по дому и переживаешь незабываемые мгновения возвращения.
Кают-компания Мирного погребена под сотнями тонн снега. Построенная четырнадцать лет назад на поверхности, она с каждым годом погружалась вниз на полметра, и теперь уже нужно спуститься по двум лестничным пролётам, чтобы попасть в зал, украшенный частоколом подпорок. Здесь стоят обеденные столы, которые по субботам выстраиваются в банкетные линии, тут и кухня, на которой хозяйничает самый популярный в Антарктиде повар Виктор Михайлович Евграфов, участник шести экспедиций. По вечерам здесь играют в бильярд, забивают «козла» и смотрят кино. Карт в Мирном нет. Полярники говорят, что любой, даже самый крепкий, коллектив могут разрушить карты и женщины. Антарктида — мужской континент, а карты Гербович раз и навсегда лишил права гражданства. Но если без карт полярники не скучают, то жены занимают почётное место в их мыслях и разговорах.
— Ночью, — трогательно рассказывает отзывчивым друзьям их сосед по столу, — я услышал Наташин голос: «Коля!» Открыл глаза…
— …а у постели, — подхватывает приятель, — стоит начальник отряда и нежно воркует: «Долго будешь дрыхнуть?
Женская тема — любимая и бесконечная.
— И вот Пашка за два дня до ухода «Оби» познакомился, с ходу влюбился и сделал предложение. А по правилам не расписывают — выдержите, мол, месячный испытательный срок. Начальник экспедиции тогда написал ходатайство и по спецразрешению Пашку с той особой поженили. Всю последнюю ночь праздновали свадьбу, только под утро Пашка спохватился, что не успевает со своей молодой это… поговорить на личные темы. Утром «Обь» ушла, молодая помахала с причала платочком, и Пашка отправился на год покорять Антарктиду. Весь год изнывал от любви, чуть не половину суточных на радиограммы перевёл, и вот наконец возвращается домой. Смотрит на причал — не узнает свою нежно любимую! Фотокарточку захватить забыл, помнит только, что беленькая, курносенькая и стриженная под овечку и что пальто с лисой! Но ведь уходил-то он поздней осенью, а вернулся весной! И она теперь другая, и у него портрет не тот — свежей бородой причал подметает. Выбрал одну, вроде похожа, и тактично опрашивает: «Как вас, тысячу раз извините, кличут по имени?» — «Люба». — «Дорогая!» — завопил Паша и полез целоваться. Получил по портрету — не та Люба. Когда уже все разошлись — нашёл…
Готовимся к походу
О жёнах в Антарктиде — только хорошее. Даже те полярники, которым супружеская жизнь принесла не одни радости, после долгих раздумий прощают жёнам их реальные и выдуманные недостатки. «Очищаемся и влюбляемся заново», — как говорил на Востоке Василий Семёнович Сидоров.
На станции Новолазаревская однажды произошла такая история. На тумбочке у постели механика-водителя Б. стояла фотокарточка женщины. В комнату вошёл один из сезонников, помогавших строить станцию, и, не потрудившись узнать, кто изображён на снимке, отозвался о женщине с грубым цинизмом. Не тратя времени на объяснения, механик-водитель избил хама. Тот побежал жаловаться начальнику станции Гербовичу. Драка — чрезвычайное происшествие на полярной станции! Владислав Иосифович разобрался в ситуации и сказал пострадавшему:
— Как начальник, я не одобряю поступка Б. Но на его месте я поступил бы точно так же.
— Я ведь не знал, что это его жена!
— Могли спросить. Но даже это вас не извиняет.
— Буду жаловаться!
— Пожалуйста. Можем хоть сейчас собрать коллектив. Не думаю, что это принесёт вам большое удовлетворение.
Пострадавший подумал — и предпочёл извиниться. Но всё равно отношение к нему на станции было такое, что он рад был скорое её покинуть.
Кают-компания гудит, за каждым столом — своё.
— А у нас на СП… — вспоминает один.
— Официант! Дюжину пива и воблу! — под общий смех требует другой.
Геофизик Володя Куксов шумно обсуждает с инженером-электриком Юрием Козельским условия шуточного матча-реванша на бильярде. В Двенадцатую экспедицию, под самый конец зимовки, в ходе партии они дошли до того, что Козельский играл в одном сапоге и в трусах, а Куксов вообще едва ли не остался «в чём мать родила». Однако он победил, и Козельский по условиям игры неделю ходил в разных сапогах, резиновом и кирзовом. Но он ещё дёшево отделался. Другая жертва Куксова должна была ежедневно щеголять в свежей сорочке и каждый раз с другим галстуком. Если Куксов замечал на сорочке пятнышко, он гнал жертву переодеваться.
За нашим столом одна из любимых тем — автомобильная. Полярники либо имеют машины (достойное зависти меньшинство), либо мечтают о них (вздыхающее большинство). Мои соседи — автомобилисты со стажем, и разговор они ведут солидный, не упуская, впрочем, случая поднять друг друга на смех. Особенно достаётся Павлову, начальнику центрального склада.
— Владимир Николаевич, что это с вашей «Победой» на Аничковом мосту произошло? — наивным голосом спрашивает Большаков. — Напомните, пожалуйста, я что-то запамятовал.