Новичок в Антарктиде
Шрифт:
Несколько фильмов подарили экспедиции американские полярники: два-три «вестерна» и несколько мультипликаций.
Иногда открытым голосованием демонстрация фильма отменялась и кают-компания превращалась в дискуссионный клуб. Спорили о литературе и искусстве, о науке и космосе, о политике, спорте, медицине и о всем том, что будоражит умы в наш энергичный век.
А иногда просто разбивались на группы и беседовали о всякой всячине. Полярники — рассказчики квалифицированные, своё умение приковать внимание аудитории они годами шлифуют на зимовках, равно как и чувство юмора. В этом отношении полярники сродни лётчикам, морякам и геологам, которые, как все представители великого племени бродяг, тоже
К одиннадцати часам вечера все расходились по домам и Мирный погружался в сон.
Алло! С вами говорят из Антарктиды!
В понедельник мы проклинали солнечную активность, во вторник ионосферу, в среду полярное сияние, а в четверг магнитную бурю. Ибо при всей своей грандиозности эти явления в наших глазах были назойливыми и гнусными радиопомехами.
Но в пятницу по Мирному разносилось:
— Радисты обещают слышимость!
И взволнованные счастливцы, которых начальник радиоцентра Журко записал на сегодня в свою толстую тетрадь, заполняют переговорную.
— Здравствуйте, товарищи полярники!
Мы почтительно и даже с некоторым подобострастием здороваемся с радистом Виктором Карасёвым, который на время от шестнадцати до восемнадцати самый могущественный человек в Мирном: именно Виктор будет по очереди вызывать нас к радиотелефону.
До начала переговоров ещё десять минут. За пятнадцать тысяч километров от нас, на улице Разина в Москве в полярном радиоцентре, нервничают наши родные. Пятнадцать тысяч километров по окружности земного шара — такое расстояние должны преодолеть наши осипшие от волнения голоса. Сказка! Когда Ричард Львиное Сердце во всю свою лужёную глотку орал на неверных, его слышали в лучшем случае метров за двести-триста.
— Подумаешь, пятнадцать тысяч!
Виктор рассказывает, что сегодня утром он говорил по телефону с радистом станции СП-16 Олегом Броком, моим старым знакомым. Льдину всю поломало — перебираются на новую… Кроме того, он, Виктор, установил сегодня связь с любителем-американцем из Сан-Франциско и японцем из Осаки. А общее число установленных им связей перевалило за девять тысяч.
— Победухину за тобой не угнаться! — восторженным голосом отпетого подхалима говорит один из нас.
Виктор без особой уверенности кивает. Георгий Победухин — главный его соперник, и борьба между ними за первенство проходит с переменным успехом.
— К сожалению, — без особого огорчения отмечает Виктор, — Победухин вчера охрип и на несколько дней вышел из строя! Это, конечно, очень, очень досадно.
Первым вызвали к телефону П. Мы нервно навострили уши: всех волнует слышимость.
— Мама, ты слышишь меня? Мама!
— Ол райт, май френд! — врывается в эфир весёлый голос.
— Мама! Мама! — надрывается П. — Это я, мама!
— Довели человека! — сочувствует очередь. — Только зимовка началась, а уже маму зовёт!
И очередники смеются так называемым нервным смехом, потому что знают, что никто из них не гарантирован от подобных же изъявлений сочувствия со стороны сердобольных товарищей.
Слышимость сегодня неважная. С трудом докричавшись до мамы, взмыленный П. отходит от аппарата.
— Н., на выход с вещами!
— Катюша, здравствуй! Очень по тебе скучаю, как дела, дорогая?
— Спасибо, зятёк, — доносится сиплый баритон. — Катя в командировке. Рассказывай про жисть.
Н. упавшим голосом сообщает, что жизнь хороша и даже удивительна, и мы догадываемся, что разговор с глубокочтимым тестем ни в коей мере не может заменить молодому супругу общения с дорогой и нежно любимой Катюшей. Отмахнувшись
Так оно и случилось. Один за другим последовали два разговора, на несколько дней давшие пищу острякам Мирного. [10]
Сначала говорил со своей Ниночкой Беляев. Задыхаясь от волнения и нежности, он её ласкал, сто раз обнимал и тысячу раз целовал. Неожиданно выяснилось, что он ласкает, обнимает и целует чужую жену. Она тоже Ниночка, но Силаева. Услышав, что у телефона его жена, Силаев сорвал с головы Беляева наушники и три минуты трогательно орал в трубку про свою любовь. Закончив по традиции разговор пылкими объятиями и поцелуями, Силаев обнаружил, что адресовал их Ниночке Беляевой, которая три минуты назад выхватила трубку из рук Ниночки Силаевой, которую закончил обнимать и целовать Беляев. К этому времени слышимость окончательно исчезла, и законные Ниночки остались нецелованными до следующего сеанса.
10
Будучи уверенными, что я опишу этот случай, пострадавшие просили изменить их фамилии.
Но иногда слышимость была более или менее сносной, и мы досыта, минут по пять, разговаривали с жёнами и детьми. Без путаницы, впрочем, не обходилось. Так, во время одного сеанса, меня предупредили, что из Москвы со мной будет говорить товарищ Шагина. Я что-то никак не мог припомнить, какое отношение ко мне имеет вышеупомянутый товарищ, и успокоился лишь тогда, когда услышал голос жены. Ребята по этому поводу острили:
— Возвратитесь домой, а за вашим письменным столом сидит товарищ Шагин.
Впечатление разговоры с домом оставляли огромное. Хладнокровные, с железной волей полярники на глазах превращались в растерянных мальчишек, буквально терялись от наплыва чувств. Потому что голос живой, а радиограмма, даже самая нежная, всё-таки листок неодушевлённой бумаги.
Но если слышимости не было, ребята, просидев часа два в радиоцентре, расходились совершенно удручённые, на чем свет стоит ругая ни в чём не повинных радистов. Угнетало и сознание того, что столь же расстроенными уходят из радиоцентра наши родные. Полярникам почему то отказано вызывать родных по домашнему телефону (морякам, кстати, это разрешено). Радисты рассказывали, что в первых экспедициях полярники такой льготой пользовались. Поначалу, правда, в звонки из Антарктиды на Большой земле никто не верил. Пришла жена с работы, готовит обед и вдруг…
— Алло! Это ты, Галочка?
— Я. А кто говорит?
— Эдик говорит! Здравствуй, дорогая!
— Бросьте меня разыгрывать, гражданин. Мой Эдик в Мирном.
— Так это я, я! Твой Эдик! Я из Мирного говорю!
— Неудачная шутка, гражданин. Всего наилучшего.
И вешала трубку, не подозревая, что её любимый Эдик в эту минуту в отчаяньи рвёт на себе волосы.
Приходилось даже посылать жёнам радиограммы, чтобы они поверили во всемогущество технического прогресса и не вешали трубки. И когда родные привыкли, что звонок из Антарктиды не первоапрельская шутка, кто-то распорядился отменить разговоры по домашним телефонам. Видимо, нужно пересмотреть это распоряжение, незачем напрасно травмировать полярников и членов их семей. Когда мы возвращались домой на «Оби», радисты-моряки выходили через свой радиоцентр прямо на наши домашние телефоны. Не отвечают — ничего страшного, можно будет позвонить ещё разок. Зато какой это был сногсшибательный сюрприз, когда на обычный телефонный звонок жена снимала трубку и слышала голос своего бродяги-мужа!