Новое назначение
Шрифт:
— Аркаша, вот сейчас непонятно, — произнес Либман, после чего Олег окончательно зафиксировал его фамилию в личном негласном списке «хорошие дядьки». — Можно ли конкретики?
Елена глянула на руководителя, тот коротко кивнул, мол, «ему можно».
— Наведенное проклятие — это когда предмету кто-то, например изготовитель, изначально придает некие свойства, чаще всего негативные. Вот недавно попал ко мне кулон, владелица которого, засыпая, видела исключительно кошмары. Неважно, на ней он, нет — спокойного сна человеку не будет до той поры, пока он от этой вещи не избавится.
— В смысле — не продаст? — не удержался от вопроса Олег.
— Продаст, подарит, ее
— А если уничтожить? — заинтересовался врач. — Тогда как?
— Тогда с большой долей вероятности все закончится. Впрочем, встречаются вещички, которые надо уничтожать по уму: с правильными словами, или в нужной фазе Луны, или при определенной температуре плавления. Но это уже нюансы, которые к серьгам отношения не имеют. Здесь вещь с приобретенным проклятием, которое так просто не снимешь. Как бы вам объяснить-то… У этих сережек есть подобие души. Когда-то с одной из бывших их владелиц произошло нечто очень-очень плохое, настолько, что золото и камни впитали в себя ее эмоции и теперь передают их новым владелицам. Даже не так. Не передают. Диктуют.
— И те повторяют случившееся, — завершил за нее мысль Либман. — Однако!
— Следовательно, пока эта штучка здесь, легче твоим пациенткам не станет, — добавил Францев. — Сейчас мы ее заберем и, глядишь, они оклемаются. Гарантии не дам, но шанс такой присутствует.
— И вот теперь понятно, отчего у некоторых из них улучшения случались, — произнес задумчиво доктор. — Вроде проблески выздоровления появлялись, а после хлоп — и снова ступор. А это, выходит, серьги с новой пациенткой в больницу возвращались.
— Именно, — подтвердил Францев. — Ну все, Лева, мы поехали. Был рад повидаться.
— Слушай, в одном Кузьминична все же права, — чуть замялся Либман. — Военные очень въедливые люди, так что, если муж последней пациентки…
— Сказал же — переводи стрелки на меня, — мягко пояснил Аркадий Николаевич. — Ну и добавь, что мы изъяли серьги как вещественное доказательство по делу ограбления ювелирного салона, где двух или трех охранников убили.
— И продавщиц, — расширив глаза, добавила Ревина. — Всех!
— Звучит жутковато, но разумно, — признал Лев Аронович. — В таком случае администрация больницы никак вам воспрепятствовать не могла. Да! Может, пообедаете?
— А что нынче подают? — мигом подхватилась Елена.
— Гороховый суп, пшенку с треской и кисель, — с достоинством ответил доктор.
Олег бы откушал и то, и другое, и третье, да еще и добавки попросил, но увы, Ревина так скривила лицо после упоминания горохового супа, что сразу стало ясно — накрылся обед. То ли не любила она его, то ли какие-то неприятные воспоминания с этим блюдом у нее были связаны. Да и Францев не горел желанием тратить время, потому вскоре «четверка» с сотрудниками покинула территорию больницы.
— И все-таки одно мне непонятно, — не смог удержать Олег в себе мысль, которая начала вертеться в голове сразу после того, как Францев зачитал описи.
— Что именно? — вместо начальника отчего-то ответила Ленуська.
— Как серьги так быстро меняли владелиц? Тем более что тут еще и не все из них лежат, какие-то в Сербского находятся. А временной лаг невелик — каких-то полтора года. Интервалы маленькие совсем выходят.
— Хороший и умный вопрос, — похвалил подчиненного Францев. — Исчерпывающе точно я тебе не отвечу, но предположить могу. Сразу отметаем сказки в стиле Толкиена. Эти серьги не кольцо всевластия из книжки, своей волей они не обладают и хозяев не выбирают. Но есть еще один общий
— Да, скажи! — поддакнула сзади Ревина. — Я вот знаю!
— И я тоже, — пожал плечами Ровнин. — Все пострадавшие военные.
— Именно, — благожелательно кивнул Аркадий Николаевич. — А военные, Олежка, каста. Всегда так было и всегда так будет. И каста эта сегодня в не меньшем загоне, чем мы, милиция или Лева со своим домом скорби. Денег нет, сокращения, везде бардак. В Москве и на границе еще туда-сюда службу нести, а в дальних гарнизонах такое творится — лучше вам не знать. И никто из пострадавших в эти гарнизоны попасть не хочет, а между тем после столь громкого инцидента подобное запросто может случиться. У кадровиков ведь всегда стоит очередь из желающих занять свободное место в столице. Хоть какое, лишь бы лишь бы. И на тебе — такой повод. Ну да, сам офицер ни при чем вроде, но если толковый кадровик правильно все раскрутит, то запросто из мухи слона сделает. Вот и шли серьги спешно в продажу по сходной цене для того, чтобы дело развалить. Ну или вообще прикрыть. Сами же знаете, как подобное делается.
— Мы — нет, — мигом заявила Лена. — Да, Олежка?
— Да-да, — подтвердил юноша. — То есть — нет-нет.
— Ну, а поскольку военные — это каста, то и продавали серьги они своим же. Знакомым, знакомым знакомых и так далее. И все начиналось по новой. Конечно, если задасться целью, можно проследить каждый переход предмета из рук в руки, но зачем? Ничего уже не изменится. Тут важен главный факт — выявили? Выявили. Изъяли? Изъяли. Остальное — частности, которые нам безразличны. Хотя понять, откуда ноги у этих сережек изначально растут, обязательно нужно, потому мы сейчас подъедем к кое-кому, кто в таких вещах сведущ. Еще вопросы?
— А такую штуку можно как-то… — Олег запнулся, потому что не сразу подобрал нужное слово. — Нейтрализовать?
— Можно. Но уже нельзя. Елена верно сказала — подобные вещи по зубам только обладателям узкой специализации, таким, которые могут проникнуть в самую глубь явления, достучаться до, условно говоря, души предмета. Имя им — Хранители кладов. А что случилось с последним из них, ты сам знаешь. Так что лежать сим серьгам в нашем хранилище, где они никому навредить точно не смогут, до той поры, пока новый Хранитель в Москве не появится. У меня и шкатулочка для них имеется. Эйлер, что в шестидесятых годах отделом руководил, сильно дружил с начальником оперчасти одной колонии в Ростовской области, а подопечные этого «кума» для нужд народного хозяйства разные изделия из дерева клепали. Вот Лев Арвидович и заказал тысячу шкатулок разных размеров, как раз для подобных нужд. Очень ему качество и цена понравились. Им — план и премия, а нам этих запасов еще лет на пятьдесят хватит, если не больше. Тем более что и уже занятые шкатулки нет-нет да и освобождаются.
— Забавно, — признал Ровнин. — И еще вопрос можно?
— Какой у тебя пытливый ум, Олежка, — то ли в шутку, то ли всерьез заметила Ревина. — Если тебя не убьют, то точно я спор у Баженова выиграю.
— Спрашивай, — разрешил Францев.
— Почему эти серьги только сейчас сработали? До того ведь ничего подобного не происходило. Просто Либман раньше бы заметил, с его бдительностью.
— А самому подумать? — осведомилась у него Елена, особо не скрывая нотки язвительности.
— Ты сейчас неправа, — осек ее начальник. — У него не все вводные в наличии. Понимаешь, Олег, я на девяносто девять процентов уверен, что проклятие на предмет вольно или невольно наложила женщина. И действует оно только на них же.