Новое назначение
Шрифт:
– Давай, чего встал? Пакуйся в машину, – раздраженно толкнул его в спину Васек. – Времени у тебя нет, Олежка. Совсем нет. Да, вот еще что – все Санычу расскажешь. До малейших деталей. Если он уже свалил домой – звони и вызывай, ему там идти пару шагов. Я пока в городе пошустрю, а он… Он знает, что делать.
Недоумение усилилось, когда на подъезде к зданию отдела ребята-пэпээсники, до того травившие анекдоты, посерьезнели и начали вертеть головами.
– Вроде чисто, – сказал один из них, когда патрульная машина остановилась. – Никого не видать.
– Вроде у Володи, – пробасил
– Предельно. – В этот момент Олег понял, что, похоже, УСБ не самая большая его проблема, а следом в голову закралась догадка, от которой слегка похолодели руки. – Слушаюсь тебя, никакой самодеятельности.
– Молодчик, – продемонстрировал ему стальную улыбку старшой. Стальную – потому что своих передних зубов у него не имелось, вместо них во рту красовались металлические. Смотрелось это одновременно и жутковато, и впечатляюще. – Двинули! Ты выходишь последний.
Сразу после того, как Олег выбрался из машины, его сплюснули между собой три крепких парня, держащие автоматы наизготовку, а затем вся эта компания шустро зашагала к зданию.
– Обошлось. – Миновав двери и оказавшись внутри, верзила ухмыльнулся и ткнул Ровнина в плечо. – Как все кончится, с тебя пивандрий, малой. И ты того, не трухай. Распогодится. Сейчас сила не на нашей стороне, но это ненадолго, поверь. Давно живу, знаю.
– Спасибо, – произнес Олег, у которого неожиданно отчего-то ослабли ноги. – Спасибо, мужики.
Пэпээсники покинули здание, Ровнин же припустил во все лопатки к своему кабинету, очень надеясь на то, что найдет там Сан Саныча, который наконец-то разъяснит ему в деталях, что происходит. Вернее, подтвердит его догадку.
Ему повезло, Нестеров оказался на месте. Более того – пятью минутами бы позже, и все, ушел бы он домой.
– Ну что, арестовал своих злодеев? – благодушно осведомился у Олега старший товарищ. – Или нет? Ты чего такой растрепанный?
– Сан Саныч, я человека убил, – сообщил ему Ровнин.
– Да? – чуть удивился толстяк. – Ну что… Бывает! Привыкай. Работа у нас такая, нет-нет да кого-то и подстрелишь. Но ведь всяко лучше, чем когда ты, верно? Куда хуже, когда тебя. Хотя поначалу, конечно, человека жизни лишать трудно. Противоестественно убийство себе подобных людской природе, если ты, понятное дело, не маньяк какой или отморозок. Мне, помню, первый потом еще месяца два снился, если не больше. Со светом спал – вот до чего дошло!
– Да тут сразу все навалилось, – выслушав его, пояснил Олег. – И то, что убил, и кого убил…
– Так. – Нестеров поставил свой пузатый старый портфель на пол и уселся за стол. – Что-то мне это все начинает не нравиться.
– И Ваську очень не по душе пришлось, – подтвердил юноша. – Он меня к вам и направил, велев рассказать все в мельчайших деталях. И еще строго-настрого запретил с территории ОВД выходить.
– Ну валяй, раз велел. В деталях.
По мере рассказа лицо Сан Саныча все сильнее мрачнело, под конец
– Значит, так. – Такого тона у добродушного ветерана-опера Ровнин до того ни разу не слышал. Возникало ощущение, что перед ним стоит совсем незнакомый человек. – Первое – бери ручку, лист бумаги и пиши рапорт на имя начальника ОВД. Все в нем подробно изложи – почему машину остановил, про то, что этот азер под дозой был, что «ствол» он первый достал и так далее. Основной посыл – действовал по обстановке, оружие применил полностью правомерно, исключительно в целях самозащиты. Еще – ты бумаги на проведение операции у Емельяныча подписал?
– Нет. Он на дачу генерала с ним вместе уехал. Мне так Оленька сказала.
– А, точно, – Сан Саныч потер лысинку из числа тех, которые называют «озерце в кустах», – забыл. Как некстати. Хотя… Может, и кстати. Все – сиди, пиши. Отсюда – ни шагу! И к окнам не подходи, понял? Нужду справить захочешь – вон фикус. Живуч, собака, невероятно, чем только его не поливали, а он все никак не окочурится, так что не стесняйся. Закройся изнутри, наших я предупрежу, чтобы не лезли к тебе. Ну а если… Вряд ли, конечно, но… Короче, если начнут двери ломать, чтобы сюда попасть, стреляй не думая. Хуже, чем есть, не будет. Хотя не должно до такого дойти. К телефону не подходи. И сам никуда ни в коем случае не звони!
– Вы мне объясните, пожалуйста… – взмолился Олег, но Нестеров его даже слушать не стал, напятил на голову белую кепку и, что для него было несвойственно, выбежал из кабинета, напоследок бросив. – Закрывай дверь, я сказал.
– А когда вернется, то споет: «Динь-донь, я ваша мама», – печально подытожил Ровнин, удивился тому, что, убив человека, он отчего-то может шутить, а после два раза повернул ключ в замке. – Ладно, раз надо рапорт писать – будем писать.
Что интересно – это скучное, в общем-то, занятие пошло ему на пользу. Текст не вытанцовывался, поскольку постоянно вылезали какие-то новые детали, предшествующие тем, о которых он уже писал, потому суммарно Олег испортил где-то шесть листов бумаги, чем напомнил себе Иванушку Бездомного из своего любимого «Мастера и Маргариты». Зато все поганые мысли из головы монотонная работа вышибла, не осталось времени на моральные терзания, следовало приказ старшего по званию выполнять. А когда он поставил точку в финальной, седьмой версии документа, в дверь постучали.
Дело, в принципе, обычное, воспитанные люди всегда таким образом дают о себе знать, перед тем как войти в помещение. Но в данном случае Ровнин не знал, как ему верно поступить. Спросить, кто там? Применительно к месту, где он находился, подобное казалось диким бредом. Это же не частное владение, а ОВД. Сделать вид, что тут никого нет? Наверное, тоже неправильно.
Неизвестно, сколько бы он еще раздумывал над тем, как поступить, если бы за дверью не раздался начальственный рык Емельяныча: