Новое тысячелетие
Шрифт:
Шли недели — Джонни не возвращался, а бабушка Ангелина все еще его’ ждала. И бывали моменты, когда Рон, глядя на нее, жалел о том, что сделал.
И злился…
А потом кончилась зима.
А потом было лето.
— Вряд ли Джонни вернется, — сказала она однажды, и Рон вздрогнул. Он не ожидал услышать это.
— Прошло слишком много времени, — сказала она задумчиво и посмотрела на ходики. Она уже давно не видела ни стрелок, ни цифр, но последнее время она стала замечать, что не может разглядеть и циферблат.
Ее зрение ухудшалось.
— Наверное,
Рон молчал.
— А может быть я умру раньше, чем ослепну. Это было бы хорошо.
— Ты проживешь еще долго. — Он погладил ее руку и вспомнил, как это делал Джонни. — С тобой все будет хорошо.
Она улыбнулась ему:
— Спасибо… Я так рада, что ты нашелся. Что ты сейчас рядом. Я так этого ждала. Много-много лет…
Рон смутился. Спросил неуверенно, тихо:
— А ты… ты ждала меня так же, как ждешь его?
Она не услышала.
Но Рон знал ответ. И злился.
Злился на себя.
Лето прошло незаметно.
Осень тянулась долго.
А потом высыпал снег, и время застыло совсем.
Бабушка Ангелина лежала в постели и тихо болела. Она совсем ослабела; иногда казалось, что ей не хватит сил для следующего вдоха. Рон сидел рядом и дышал вместе с ней.
— Помнишь наше прошлое Рождество? — спросил он. — Я тогда так объелся, что едва поднялся из-за стола. А ты все рассказывала о маме, о дедушке, обо мне…
— А потом Джонни принес альбом с фотографиями, — чуть слышно сказала бабушка Ангелина.
Рон кивнул.
Они молчали так долго, что автоматика притушила свет, решив, что люди заснули. Но Рон встрепенулся, и матовые лампочки вновь накалились.
— Скоро новое Рождество. И Новый год. Ты веришь в чудеса, бабушка? Я помню, ты всегда мне говорила, что они есть… Я помню твои чудеса…
На стене ходики звонкими щелчками отмеряли время. И Рон вдруг понял, что если бабушка умрет, то эти старинные часы остановятся. И тогда умрет сам дом — ведь ходики — это его сердце.
А вместе с домом умрет и время.
Время его короткого детства.
Темной тихой ночью за день до Рождества, когда бабушка Ангелина спала, Рон спустился в подвал и до самого утра что-то там делал.
— Просыпайся… — что-то холодное коснулось ее руки. — Просыпайся, бабушка Ангелина.
Она открыла глаза.
Светлое блестящее лицо склонилось над ней.
— Джонни? — выдохнула она, не сомневаясь, что видит сон.
— Это я. Джонни. Друг… — Его голос был похож на голос внука. — Я вернулся, но ненадолго.
— Ты… — Она чуть приподняла голову, пытаясь разглядеть черты его лица. — Где ты пропадал? С тобой что-то случилось?
— Меня сбил кар, когда я переходил дорогу. Но люди подобрали меня и отремонтировали. Если бы не они, я был бы сейчас на свалке.
Она провела сухой рукой по его лицу, поняла, что у него нет одного глаза, а правый висок помят.
— Так я не сплю? Это правда ты?
— Я. — Он улыбнулся ей — она поняла это по его голосу. — Джонни.
— Я так ждала, — она беззвучно заплакала. — Так ждала… Я уже не верила… А где Рон? — спохватилась она, и ее глаза прояснились.
— Он спит. Не надо, чтобы он меня видел,
— Почему?
— Мне кажется, он меня не любит. Пусть спит.
— Я скажу, что ты приходил.
— Ладно… — Он взял ее за руку. — Ты болеешь?
— Да… Немного… — Она прикрыла глаза. — Джонни…
— Что?
— Почему ты не можешь с нами остаться?
— Те люди. Они вложили в ремонт много денег. Я признателен им, я все должен отработать. И у них есть маленькие дети. Я не могу их оставить. Может быть, позже. Но только не сейчас. Они так ко мне привязались…
— Тебе хорошо с ними?
— Да. Мне там нравится. Но я постоянно вспоминаю о тебе.
— Джонни… — Она крепко сжала его железные пальцы, не зная, что делает больно внуку. — Джонни…
— Выздоравливай… — Его голос дрожал. — Я еще приду. Скоро. На Новый год. Я буду тебя навещать, ты только поправляйся…
Она поправилась.
И жила еще долго. Потому что рядом с ней был любимый внук Рон. Потому что иногда ее навещал старый друг Джонни.
Странное дело — Джонни появлялся, лишь когда Рон куда-нибудь уходил; они словно специально избегали встреч. Но иногда бабушка Ангелина просила Джонни что-нибудь, спеть, и когда она слушала его песню, ей начинало казаться, что сейчас, здесь они собрались все вместе — все трое — ее настоящая крепкая семья.
Снежинки — маленькие феи, Кружат, скользят с небес к земле. И на душе у всех теплеет, И год встречаем мы в тепле…Именно эту колыбельную когда-то давным-давно она пела своему маленькому внуку.
Именно эту колыбельную так любил петь ей Джонни.
Михаил Кликин
ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ПОСЛЕДНЕЙ ВОЙНЫ
Он проснулся и, не открывая глаз, потянулся привычно к кнопке звонка. Пальцы скользнули по шершавой стене, задели провод и уже по нему добрались до прохладной металлической пуговки. Он вдавил ее и долго удерживал в нажатом состоянии, как обычно пытаясь услышать сам звонок. И, как обычно, ничего не услышал.
Плотно сомкнутые веки не мешали ему видеть яркий утренний свет.
Шторы опять открыты. Снова солнце светит прямо в лицо, разбрасывает живые теплые пятна по чистой, безупречно чистой комнате. Очередное безоблачное, освеженное ночным дождем утро за окном.
Идеальный мир. То, ради чего он воевал. Ради чего отдали свои жизни другие…
Он потянулся, все еще не торопясь прозреть. Сел на жесткой кровати, отвернувшись от солнца. Спустил ноги на теплый пол, вслепую нащупал голыми ступнями мягкие домашние тапочки. Забавные такие тапочки: глубокие, бархатные, с пушистыми большими помпонами. Похожие тапочки были у него до войны, дома…