Новогодний сюрприз
Шрифт:
– Нет. Я сама хотела бы узнать причину такого поступка. Ума не приложу, почему Лупов поступил так.
– Разве о таком поступке Вы не поставили в известность правоохранительные органы? И что – милиция на кражу не приезжала?
– Конечно, в милицию я сразу же сообщила. Приезжали на ту кражу работники милиции, – как-то странно, неуверенно проговорила заведующая. – Всё проверяли, осматривали, допрашивали почти всех работников, но окончательного результата до сих пор я не знаю.
– Много товара тогда было похищено?
– Да. На приличную
– У Вас, Зинаида Ивановна, есть акт тогдашней ревизии?
– Конечно, есть! – обрадованно воскликнула заведующая. – Показать его Вам?
– Вы, Зинаида Ивановна, приготовьте мне этот акт ревизии по прошлой краже. Я его заберу с собой, то есть я его изымаю. А теперь дайте мне данные на настоящего сторожа, то есть теперешнего. Кто он такой? Почему он тоже бросил мастерскую?
Зинаида Ивановна протянула мне обычную ученическую тетрадь. Я взял её и открыл: «Журов Матвей Ильич, – прочитал я в тетради. – Тысяча девятьсот двадцать седьмого года рождения, пенсионер, живёт по улице Речной, 19».
Во время записывания данных на Журова в кабинет зашёл опер Бобов. Я мельком взглянул на него. Лицо его сияло, и сам весь был бодр и весел, как будто не было у него новогодней ночи. Совсем был другой человек. Приятно было смотреть на него. Как только зашёл в кабинет, сходу, громким голосом на весь кабинет выпалил:
– Вам не кажется странным, что стекло окна вынуто так аккуратно, без порчи, и так же аккуратно и бережно прислонено к стенке? – Высказав, Бобов сияющими глазами обвёл нас и, остановив свой взгляд на моей физиономии, выкрикнул, – я Вам открыто и уверенно заявляю, что так мог поступить только сторож данной мастерской!
Я серьёзно, но с некоторым удивлением посмотрел на вознёсшегося до небес Бобова и слегка ухмыльнулся. Глаза у него продолжали сиять, а лицо изображало такое довольное выражение, как будто он раскрыл уже кражу.
– Отсюда следует вывод, – также восторженно и уверенно воскликнул он, – что кражу тоже совершил, кто вы думаете? Да, сторож!
Победоносная улыбка заиграла на всём его лице.
– Как вам моя догадка и великолепная версия! – воскликнул вдобавок.
Закончив говорить, Бобов с торжествующим видом снова окинул нас своим сияющим взглядом.
– Николай Никифорович, ты как всегда на высоте, на своём белом, великолепном коне! – похвалил я опера, сделав на своём лице притворно-весёлую улыбку. – Твоими устами пить бы только мёд и закусывать тоже тем же мёдом! Только вот жаль, что мёда тут нет. Искать его надо!
Неожиданно Бобов быстро-быстро заморгал глазами и деловым, серьёзным тоном выкрикнул:
– При чём тут мёд, Рудольф Васильевич? Ты что, не понял меня? Я говорю, что немедленно надо брать сторожа и колоть! Вот и вся кража! – Оставшись довольным своей сообразительностью, Бобов снова победоносно улыбнулся и кинулся штурмовать меня. – Что, я не прав? Скажи, прав я или нет?
В душе я снова ухмыльнулся, но сделал серьёзный
– Николай Никифорович, поменьше надо хотеть, а побольше думать, чтобы у нас с тобой не возникли разногласия, типа того: кто прав или кто не прав. Давай поступим следующим образом: чтобы проверить твою версию, как только вернётся участковый Иванченко, пошлём его к Журову. Пусть Иванченко поработает с ним. А если ты пожелаешь убедиться, кто прав, кто нет, то можешь присоединиться к нему. Вдвоём будет веселее и надёжнее. Результат будет конкретный и однозначный. Согласен? Не отпирайся, по глазам твоим вижу, что ты согласен, не так ли?
– Я согласен, – не совсем уверенно прозвучал ответ Бобова.
– Вот и хорошо. Пока нет Иванченко, доложи-ка, какие сведения удалось выудить у сторожа кафе «Металлург» и у постового проходной завода?
Бобов слегка ухмыльнулся, лицо его приняло смешное выражение, и с улыбкой на губах он сказал:
– В том то и беда, товарищ следователь, что всевидящие ока ночного сторожа кафе в эту замечательную новогоднюю ночь оказались невидящими!
Я подозрительно и явно изумлённо посмотрел на Бобова. «Решил и тут выделиться!» – подумал я, глядя на весёлого опера.
– Как предлагаешь понять твои слова, товарищ опер? Растолкуй, пожалуйста.
Бобов с ухмылкой ответил:
– Понимай хоть в прямом смысле, хоть – в косвенном.
– Ты, Николай Никифорович, ненароком, не пропустил в свою душу «хмельного»? Уж очень твой язык на то похож. Мелет, что вздумается. Сторож что, действительно оказался слепым? Как же его приняли на работу? Вот это новость! Такой случай в моей практике тоже впервые. Как же он работает, не видя ничего? Ты, Бобов, шутить надумал?
Довольная улыбка расплылась на лице Бобова.
– Я пошутил, Рудольф Васильевич. Это, конечно, шутка! А ты подумал, что я всерьёз?
Я всерьёз рассердился на Бобова.
– Нашёл время шутить! Не до шуток сейчас, говори по делу! Тоже мне шут гороховый нашёлся!
Бобов, чтобы исправить свою оплошность, быстро, уже без лишнего юмора, нормально, как подобает, проговорил:
– Он, конечно, не ослеп, даже чересчур был зрячий. За ночь не пропустил ни одной полной рюмки. В результате, как говорят в народе, оказался «пьян в стельку». Дрыхнет, не пришёл ещё в себя. Не получилось у меня с ним человеческого разговора, а только животное мычание исходило от него.
– Хорошо. Ты, Николай Никифорович, о стороже не забывай. С ним, так или иначе, придётся состыковаться. Он может быть важным свидетелем! А что говорят… – успел только произнести я, как к нам в кабинет ворвался, как бешеный, запыхавшийся, как будто какое-то страшилище гналось за ним, кинолог Бакланов. Пот мелкими ручейками стекал по его раскрасневшемуся лицу. И не успев толком закрыть за собой дверь, сходу, едва переводя дыхание и боясь, что тут же издаст последний выдох, выкрикнул: