Новые крылья
Шрифт:
Они уединились с Анной на несколько часов. Не знаю, о чем был у них разговор. Требовал он отчета о нашей новой жизни, или просто наслаждался обществом дочери после долгой разлуки, она не посвятила меня. Потом настала моя очередь. Я не без некоторого содрогания вошел к нему. Пожал мне руку, усадил, справился о здоровье. Я почему-то стал подробно отвечать об Аннином, как она ест, как спит и что сказал доктор. Он улыбнулся.
— Не скучаешь ты здесь в женском обществе?
Пришлось ответить, что скучаю немного. Ведь, кажется, неловко было бы открыто
— А я тебе приехал здесь место устроить. Займешься делом. А женщины пусть уж сами управляются. Благо их теперь много.
Вот, думаю, и конец нашим медовым месяцам! Но только Пэр-Сури открыл рот, а я приготовился внимать ему о поприще мне уготованном, вбегает Анна.
— Папа! Прости! Саша! Нам телеграмма из Милана!
— От Миши? — Это у меня невольно вырвалось.
— Нет. Жанна и Жильбер зовут на свадьбу! Уже в четверг! Я побегу к нам, собираться! — Поцеловала отца, меня и убежала.
П.-С. сказал:
— Ну, раз вы едете, то позже дела обсудим. Я к вашему приезду, как раз, все улажу. — Потрепал мне волосы мягкой рукой и пошел к жене. А я поспешил догонять Анну.
Догнал. Выходим на свою улицу, видим, у нашей двери стоит кто-то. Я сразу узнал кто, и остановился. Сказал Анне:
— Видишь? Это та самая девушка, возлюбленная Пьетро. — Анна почти ничуть не сконфузилась.
— Ну что ж теперь делать? Идем.
Я говорю:
— Может, переждем немного? Вдруг она уйдет?
— Нет уж! Нам нужно домой. Мы должны в Милан собираться. Ну, не бойся, — взяла меня под руку.
Приблизились. Моя «спасительница» весело поприветствовала нас. Я, дурак-дураком, сходу извинился и заявил, что не говорю по-итальянски. Она же, чистая душа, закивала, заулыбалась еще шире.
— Да, да! Я знаю, вы иностранцы. Я говорила с мужем, вашей сестры. Как ее здоровье? Сеньора Демианоф, я правильно говорю? Я принесла ей сушеных персиков!
Вот это да! Нам с Анной пришлось объясняться кое-как, что та часть семьи — господин Демианов со своей беременной супругой, вот именно, с моей сестрой, уехали в Милан. (Анну эта полуложь рассмешила, а мне даже жутковато немного сделалось) А тут вот теперь мы живем.
— О! Тогда эти персики для вас, сеньора! Возьмите, прошу вас, возьмите!
Мы пригласили милую девушку войти. Я от смущения не знал, куда глаза девать. Уж слишком она добра и простодушна. А Анна ничего. Стала угощать ее кофе, рассказывать, что мы тоже в Милан едем на свадьбу к друзьям. А тут и Пьетро является с обедом для нас. Весело закусили все вместе. Пьетро знаками дал мне понять, что никогда не видел от своей знакомой такого к себе расположения. Вышли от нас вдвоем. Пусть будут счастливы.
Суетились до полуночи, укладывая багаж. Уже в постели Анна прижалась ко мне покрепче, спросила:
— Ты рад?
Я понял, что она подразумевает: рад ли, новой встрече с Демиановым? Я ничего не ответил. Поцеловал ее, пожелал доброй ночи. А что тут можно сказать? Сам не знаю, как мы теперь увидимся с ним. Что говорить? Как смотреть?
Пэр-Сури провожал нас. Анна звала и его поехать, но нет — дела. Что-то он для меня придумал? До поры не хочет говорить. — Вернетесь, тогда и обсудим все, как следует.
У меня сердце заходится от мыслей, как он решил мою судьбу. Но вида стараюсь не подавать даже Анне. Она, поняла ли мое настроение, или просто надоело ей натыкаться на стену молчания, о Демианове больше не заговаривает. В вагоне много болтали о крещеной нами троице, не разладилось ли у них? Какая участь ждет их тройственный союз после свадьбы? Как там Даг себя чувствует? О том, что отец для меня планирует, ей он тоже не говорил. Эта наша поездка — последний глоток привольной жизни.
Ап. Григ. встретил нас объятьями и новостями. В его изложении вся история так выглядит: Возлюбленный Дага выгодно женится на их общей подружке, т. к. подружка от Дага без ума, а брак заключается только из родительской корысти, то все они втроем едут в свадебное путешествие в Америку.
— А как же вы останетесь без врача? И, кажется, вовсе не расстроены. Уже нашли другого доктора?
— Ничего подобного! Я тоже еду в Америку! И тоже, в своего рода, свадебное путешествие.
Оказывается, Вольтер везет покорять Америку своих Миланских фаворитов. Но кто из них придаст его вояжу свадебности, он еще не решил толком. Я все озирался, прислушивался к звукам из соседних комнат, но молчал. Анна спросила:
— А где Михаил Александрович?
— Черт знает что за история! Привез какого-то птенчика, не братец ли твой, дева Мария? Объявил, что срочно им в Москву нужно, взял денег и укатили. Вчера проводил. Тут я не удержался:
— А как же наследство, драгоценности?
— Ну, милый мой! Это долгая история. Больше для адвокатов и развлеченье и нажива. Подождем годков пять, может, что и выйдет.
Значит уехали. Вот и всё…
Вот и всё.
А чего я ожидал? Поверите ли? Как раз чего-то подобного. Мой Демианов теперь нематериален, только образ остался. Воспоминанье, впечатленье. Всегда свежее и всегда ускользающее.
Зашли к Жанне. Даг тоже там, глаза сияют. Расцеловались со всеми, поздравили и тут же откланялись — слишком велика у них предсвадебная лихорадка, не до нас.
Здесь, в Италии, 15-е декабря.
Католическая свадьба — совсем не то, что наши. В церкви светло, вокруг аналоя не водят. Жених и невеста стоят по обе стороны от священника и говорят торжественную клятву. Родственники с гостями сидят на скамьях. И я сижу рядом с Анной и Вольтером. И вспоминаю молебен только для нас двоих о начале дела Михаила и Александра.
«…в чем клялись мы оба именем Господа, говоря: „Господь да будет между мною и между тобою“…»