Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Пещера пустела, лодочки одна за другой устремлялись к выходу в сверкающее, неспокойное море.

– До свиданья, Голубой грот! – пел лодочник. – Завтра я вернусь!

Ослепленные солнцем, Хэлли и Коркоран отпрянули друг от друга и обменялись взглядами. Голубизна с серебром остались позади, но сияние не покинуло их лица.

И здесь, под голубым небом, «я люблю тебя» прозвучало не менее убедительно.

Ожидавший их на палубе мистер Носби не произнес ни слова, только оглядел обоих внимательно и всю дорогу до Неаполя сидел между ними. Вполне осязаемое тело Носби не разрушило, однако, их единства.

Ему оставалось только спешно разделить их расстоянием в четыре тысячи миль.

И лишь когда они, высадившись, уходили с пристани, Коркоран в один миг забыл о своем восторге и отчаянии, поскольку заметил нечто имевшее отношение к утреннему инциденту. Прямо у них на дороге, словно бы поджидая, стоял тот самый смуглый горбун, которому человек в рубашке указывал на их машину. Заметив их, горбун, однако, поспешно шагнул в сторону и скрылся в толпе. Пройдя мимо, Коркоран сделал вид, что хочет в последний раз взглянуть на пароход, обернулся и заметил краем глаза, как горбун показывал их еще какому-то мужчине.

В такси мистер Носби прервал молчание:

– Вам лучше бы немедленно упаковать вещи. Сразу после обеда мы берем такси и отправляемся в Палермо.

– Сегодня мы туда не доберемся, – запротестовала Хэлли.

– Остановимся в Козенце. На полдороге.

Было очевидно, что он намерен закончить совместную поездку как можно скорее. После обеда Носби попросил Коркорана пойти с ним в гараж при отеле и выбрать автомобиль, и Коркоран понял, что он не хочет оставлять их с Хэлли одних. Носби был не в духе, и его не устроили цены в гараже. В конце концов он вышел на улицу и присмотрел там ветхую колымагу. Таксист согласился отвезти пассажиров в Палермо за двадцать пять долларов.

– Похоже, эта древность до Палермо не доедет, – рискнул возразить Коркоран. – Не лучше ли будет заплатить дороже и взять другую машину?

Носби смерил его взглядом, едва сдерживая гнев.

– Мы не можем себе позволить разбрасываться деньгами, – сказал он сухо. – В отличие от вас.

Коркоран ответил на эту колкость холодной улыбкой.

– И вот еще что, – сказал он. – Вы получали утром в банке деньги или другую ценность, из-за которой за вами могут следить?

– О чем вы? – тут же спросил Носби.

– Кто-то весь день наблюдает за всеми вашими передвижениями.

Носби недоверчиво вгляделся в Коркорана.

– Вам бы хотелось, чтобы мы еще на день-два задержались в Неаполе? Как это для вас ни печально, бразды правления теперь у меня. Если желаете остаться, оставайтесь в одиночку.

– И вы не хотите нанять другой автомобиль?

– Вы начинаете мне надоедать с вашими предложениями.

В отеле, покуда грузчики относили чемоданы в высокий старомодный автомобиль, Коркорану снова показалось, что за ним следят. Он едва удержался, чтобы не обернуться. Может, у него просто разыгралось воображение и лучше поскорее выбросить все это из головы.

Когда машина сквозь ветер и сумерки двинулась в путь, было уже восемь часов. Солнце спустилось за дома, окрасив небо в цвета рубина и золота; пока путники огибали залив и медленно взбиралась к Торре-Аннунциата, Средиземное море, приветствуя это меркнувшее великолепие, обратило свои воды в розовое вино. Вверху вырисовывался Везувий, извергая из своего кратера фонтанчик дыма, добавлявшего густоты ночной

тьме.

– Нам надо добраться в Козенцу к полуночи, – проговорил Носби.

Никто не откликнулся. Город скрылся за возвышенностью, и путники в одиночестве спускались по опасной и таинственной голени итальянского сапога, где расцветает буйным цветом мафия и простирается на два континента зловещая тень Черной руки. Вздохи ветра среди серых, увенчанных руинами гор отдавали жутью. Хэлли невольно вздрогнула.

– Как я рада, что я американка, – сказала она. – Здесь, в Италии, чувствуешь, будто вокруг одни мертвецы. Их видимо-невидимо, и все следят за тобой с тех холмов: карфагеняне, древние римляне, мусульманские пираты, средневековые князья с отравленными перстнями…

Торжественная мрачность окружения внушила путникам тоску. Ветер разгулялся вовсю, завывая в темных кущах вдоль дороги. Машина пыхтела, одолевая нескончаемые склоны, затем следовали извилистые спуски, и от тормозов начинало тянуть гарью. В маленькой темной деревушке Эболи такси остановилось на заправке, и, пока таксист расплачивался, из мрака проворно вынырнула другая машина и пристроилась сзади.

Коркоран попытался ее рассмотреть, но сквозь свет фар различил только четыре расплывчатых пятна вместо лиц, отвечавших ему не менее пристальными взглядами. Когда такси отъехало и под встречным ветром одолело милю подъема, Коркоран увидел, как те же фары появились из-за домов и двинулись следом. Он потихоньку сказал об этом Носби, тот нервно наклонился вперед и постучал по переднему стеклу.

– Pi`u presto! [10] – скомандовал он. – Il sera sono tropo tarde! [11]

10

Скорее! ( ит.)

11

Вечер слишком поздний! ( искаж. ит.)

Коркоран перевел фразы на правильный итальянский и продолжил беседу с шофером. Хэлли дремала, опустив голову на плечо матери. Через двадцать минут она проснулась и обнаружила, что машина встала. Шофер, светя спичками, заглядывал в мотор, Коркоран и мистер Носби стояли на дороге и поспешно совещались.

– Что случилось? – крикнула она.

– Поломка, – ответил Коркоран, – а у шофера нет инструмента, чтобы починить машину. Всем вам будет лучше отправиться пешком в Агрополи. Это ближайшая деревня, до нее около двух миль.

– Смотрите! – тревожно позвал Носби; фары второй машины виднелись ниже по склону, примерно в миле.

– Может, они нас подвезут? – спросила Хэлли.

– Этого нам лучше поостеречься, – ответил Коркоран. – У шаек вооруженных разбойников в Южной Италии это излюбленный прием. Более того – нас преследовали. Когда я спросил шофера, знает ли он машину, которая прицепилась к нам в Эболи, он тут же онемел. Боится сказать.

Рассказывая, Коркоран помогал Хэлли и ее матери выйти из машины. Потом решительно обратился к Носби: