Новые небеса
Шрифт:
– А как же?
– жалобно спросила Ивик, - как тогда?
– Вопрос только в том, увеличиваешь ты количество зла в этом мире или уменьшаешь... вот и все. Избавляешь от страданий - или заставляешь людей страдать... А все это очищение... списки грехов... ерунда это. Не обращай внимания.
Лицо Кира, чуть искаженное, плавало перед ней... Мы все-таки перепили, подумала Ивик.
– Ты все равно неправильный!
– сердито сказала она, - надо называть грех своими именами! Нормальный священник сказал бы, что я это... живу в прелюбодействе... А эти, там - она кивнула
– Да, нехорошо!
– согласился Кир, - с блудницами и мытарями, какой позор...
– Нам говорили, что они все исправлялись и начинали новую жизнь! И вообще - а как же апостол, он же писал, что эти... как их там - блудники и прочие царства Божия не наследуют...
– Знаешь, почему он это писал? Потому что в общине той, коринфской, таких было полно. Такие туда и шли... Думаешь, туда шли тогда приличные отцы семейств, или тем более, матери, нормальные, зажиточные, порядочные люди? Не-ет, Ивик. Порядочные люди - они туда не шли, и сейчас не пойдут... Им и так хорошо. Их и так все устраивает...
– Не знаю, нам другое говорили.
– Так это вранье, понимаешь? Знаешь, что писал один римский критик христианства, Цельс? Сейчас... "Христиане же скажут -- придите к нам те, кто грешили, те, кто дети и дураки, те, кто несчастные и убогие, и вы войдете в царство небесное: мошенник, вор, негодяй, отравитель, осквернитель храмов и гробниц, это их новообращенные". Думаешь на пустом месте он так говорил?
– В Дейтросе все порядочные как раз ходят в церковь...
– Как только в церковь начинают ходить все порядочные, так она начинает гибнуть, Ивик... это закон. Она не погибнет до конца, понятно, но она... в общем, потом начинаются всякие неприятности.
– Не понимаю, - Ивик оперлась о ладони лбом, - ничего не понимаю! Я думала, все наоборот...
– За Христом идут проклятые. Понимаешь - проклятые этого мира! Те, кому в этом мире плохо. Они ищут надежды... Посмотри на этих -- они все такие. Блудницы, алкаши, гомики, замученные нищетой, бездомные... Они уже не могут скрывать, как им плохо -- они бегут, они готовы на все, лишь бы прекратить свою муку... И вот тогда, - худая ладонь сжалась в кулак, - тогда Христос подходит к ним и говорит -- вы тоже люди, шендак! Вы -- мои братья. Пошли вместе! И они идут...
Он помолчал, а потом сказал спокойно.
– Ты ведь тоже такая, Ивик. Ты только скрываешь это от себя.
Ивик смотрела на хойта расширенными глазами, бессильно бросив руки на стол.
– Слушай, Кир, а вот если тебя здесь убьют -- то как, причислят к лику святых?
– Сомневаюсь, - фыркнул он, - из меня святой, знаешь, как из козла скрипач.
– Меня тоже не причислят, - сказала Ивик, - и никого из нас. Мы же гэйны... нам положено.
Кир протянул ей руку и торжественно ее пожал.
– Очень рад, что мы друг друга понимаем.
В приемной грохотал телевизор. Ивик приводила в порядок отчетность. Поздними вечерами клиентов почти не бывало. Это не значит, что нет работы, конечно. Надо привести в порядок "гробы", продезинфицировать каталки, заняться документацией,
К счастью, сегодня с ней дежурили две девочки-практикантки. Девочек Ивик отправила мыть и пылесосить "гробы". Сама уселась за компьютер. Уму непостижимо, сколько писанины сопровождает каждый случай убийства. Все же дарайцы -- знатные бюрократы. Начальница на днях сделала общий выговор: комиссия проверила документацию и выяснила, что документация ведется безобразно. Мы все должны больше уделять этому внимания! Вносить все детали бесед с клиентами. Заполнять все графы, а не только те, которые мы привыкли заполнять. Вносить также медосмотр. Правильно, грамотно формулировать. Ивик с легкой гордостью улыбнулась. На днях коллега сказала ей:
– Удивляюсь. Ты дейтра, а пишешь куда грамотнее нас.
– Мы изучали дарайский в школе, - скромно ответила Ивик. Действительно, писала она и по-дарайски неплохо. Несравнимо, конечно, с родным языком. Хуже, чем с триманскими. На дарайском она никогда не рискнула бы творить. Но все же -- грамотно, прилично. Отчего почти все коллеги, закончившие, вроде бы, Свободную школу, писать толком не умеют -- это другой вопрос...
Вот девочки-практикантки -- только что вышли из Интеграционной. Это еще хуже.
Ивик оторвалась от работы. Что-то назойливо лезло в мозг, мешало, раздражало... Шендак, так это же телевизор. И чего она мучается? Девочки ушли, коллег нет. Никакой необходимости терпеть всю эту ерунду... Неужели им такое нравится?
Ивик присмотрелась. На экране кривлялись певцы -- отчасти голые, отчасти затянутые в тонкую блестящую ткань. Свет накатывал радужными волнами. Однообразная громкая музыка мучила слух. Знаменитая ли это группа или какие-нибудь начинающие? Какая разница, все совершенно одинаково. Безлично.
Ленивчик лежал тут же, на столе. Ивик потянулась и выключила ящик. Сразу стало тихо и покойно. Как, собственно, и должно быть в Колыбели, обители смерти...
Вот так ведь всегда, подумала Ивик. Сначала этого не замечаешь. По сравнению с другими впечатлениями -- барахлом, продуктами, чужеземным богатством -- все это кажется мелочью. Но потом, мало-помалу, начинает проникать в сознание серость.
Ты чувствуешь разницу.
Первое время музыкальные композиции, фильмы, картины даже могут показаться оригинальными и интересными. За счет непривычности - они не такие, как в Дейтросе. Пока ты не услышишь тысячный раз -- одно и то же: чуть-чуть другая мелодия, другой ритм, но суть и смысл -- те же самые. Пока не посмотришь десятый фильм -- отличающийся от первого лишь именами героев, незначительным отличием в чертах лица и цветом их одежды. И возможно, местом и временем действия. Где бы действие не случилось: в прошлом, будущем; в любом месте Дарайи, в других мирах, все равно герои одни и те же -- у них одинаковые лица, выражение глаз, они одинаково думают и говорят одними и теми же словами. Типажи.