Новые праздники

Гурин Максим Юрьевич

Там, в трубке, все к моему удивлению на моих же глазах складывалось в мою пользу. Милое моё дитя только что, видимо, пережило какой-то крутой истерический приступ, в силу чего голос у нее был ниже обычного и в нос. Не иначе как ребенок до этого плакал в своем ебаном Дойчлэнде. Плакала она очевидно долго, а потом не придумала ничего лучше, чем позвонить мне. Бездарное сердце моё содрогалось от тривиального сострадания. «Бедная, бедная моя девочка!..» – рефлексировал я. А она говорила тихо-тихо и заплаканным таким голоском. Говорила, что люди, мол, все такие недобрые. А я ее успокаивал через две с половиной тысячи километров. И так хотел прижать мою глупую к себе, гладить ее по голове, целовать

ее заплаканные глазки, говорить, говорить ей всякие ласковости, что она самая моя любимая, самая лучшая в мире девочка, что все будет хорошо, что я у нее полный мудак, но это ничаго, надо просто подождать лет пять, и все будет заебись, и я ее заберу к себе. А она мне говорила, что столько не проживет, мрачно улыбаясь на том конце провода. Бедная, бедная моя девочка!

Как я был счастлив, что она не говорила никакой хуйни про свои альманахи! Как я был этому рад. Как я люблю, когда девочки плачут, ибо только тогда они не выделывают из себя ничего и абсолютно искренни. «А если я к тебе совсем-совсем бабушкой приеду, ты все равно меня будешь любить, правда?» – спрашивала плачущая Имярек, а я, конечно, говорил то, что она хотела слышать. И она сказала, что хочет уехать далеко-далеко, чтобы там никого-никого не было, только я чтобы там был. А я и радовался всему этому и думал, как же я все-таки люблю эту девочку, которая такая маленькая, такая слабенькая, такая беззащитная, чтобы она там про себя не думала, глупая спартанка такая, живет себе в своем ебаном Дойчлэнде, а ее там ебаные немецкие суки обижают до такой степени, что моя русская дурочка вся в слезах звонит мне! Это же пиздец! Это как же нужно обидеть мою бедную Имярек, чтоб она вспомнила обо мне?! Бедная, бедная, любимая моя девочка!..

И конечно, мы чуть было снова не поклялись любить друг друга до гроба, ебена утроба!..

Перед тем как отжать «паузу» на «Фарго», Дулов спросил меня участливо, что моя любимая. Я сказал, что там пиздец совсем, что все как и должно быть. Что, мол, ничего особенного, люблю я ее. И не пошлости ради закурил сигарету и уставился молча в экран. Такая хуйня.

Наступил ренессанс, блядь. Стоило Имярек пошевелить пальчиком, и наступил Ренессанс, ебена матрена. Спал я опять хуево. Надеюсь, как и она...

LXXVI

Это ведь со всеми так. Согласитесь!

Так и со мной: всю мою жизнь Максим живет во мне не один. Двести милионов нас, блядь, – вешать, прямо сказать, заебешься!

Но среди всего этого максостада есть, конечно, несколько лидеров, непокорных, блядь, пастушков. Наиболее двое сильны, любой гаудеамус им, блядь, по зубам...

Один – мудак и аскет, а другой слишком человеческих удовольствий желает. Хочет настоящим быть мужичком: при деньгах, при квартире и преданной бабе. Хули тут сделаешь? Все таковы, а кто не думает так, тот себе самому пиздит. Это хуево себе самому пиздить, потому что рано или поздно обязательно выйдет, блядь, боком. Такая хуйня.

Я ничего не знаю и знать не хочу. Я хочу того, что я получу, а получу я то, чего я хочу. Такая хуйня.

Я ничего не знаю и знать не хочу. Будет, что будет, а чего не будет, того и не будет. Буду я с С, любя ее нежно искренне и счастливо, так буду с С. Буду я с Имярек в постоянной депрессии, несчастливо и хуевско, так буду с ней, с вечной возлюбленной.

Ни хуя не знаю и знать не хочу. Знаю одно: я честный, хороший, добрый, ласковый, нежный, ебарь хороший и собеседник, друг хороший и опять-таки ебарь, и будущее за такими, как я. Всех могу понять, всех могу любить, всем я друг и всем враг!..

Ах, как мила милая не-моя С! (Чья же? Да я не знаю! Какая разница, пока не моя.) Пошло все в пизду!

Ах, как мила С, но как же хочется при этом

закончить жизнь в постели с Имярек! Ебать меня в голову!

А первый самый мудак – это Гамлет! Я в жопу его ебал, и вам того же б желал!..

LXXVII

Если и не две, так уж недели полторы как пить дать провела непокорная золушка в околотрансовом состоянии и лихорадочном поиске вариантов, где бы найти необходимую для моих песенок девочку-вокалистку. Песни мои должны быть спеты, как они того требуют с моей авторской точки зрения, и двух мнений тут быть не должно.

Я уже думал было обратиться к Виктории Пьер-Мари, моей знакомой охуительной вокалистке, дабы попросить ее просто все спеть, на что она почти было согласилась, но я сам все замял, потому что все-таки мне нужна была именно моя девочка, участвующая именно в моем проекте, поющая именно мои песни, способная связывать с ними свою творческую карьеру. От Вики этого было ожидать без мазы, потому что у нее и так уже есть свой проект, в котором я, кстати, участвую в качестве «поэта». А мне же нужна была такая девочка, которая считала бы своим сольным проектом именно мой, а не какой-то там другой, хотя и тоже оченно охуенный. Такая хуйня. Поэтому я и находился в трансе до тех пор, пока не позвонил Жене Костюхину, у которого всегда по понятным причинам было море знакомых девочек-вокалисток. Бля буду, я не ошибся, набрав номер его рабочего телефона. Хотя, хуй знает, может быть и ошибся, но в чем-то другом. Может быть я по жизни ошибся, набрав его номер. А может и напротив спасся на веки вечные. Время покажет. Хочется надеяться, что что-нибудь более оригинальное, чем обычный безмазовый свой хуй...

К тому времени, когда Женя с неожиданным воодушевлением принял участие в моих творческих хлопотах, я уже был на грани полного охуения от своей мегаломанской затеи с этими девчачьими песнями. Уже проклинал я себя за былую свою самонадеянность, каковое качество давно уже исчезло во мне к настоящему времени, но когда я задумал все это, то, что воплощаю, блядь, уже полтора года, самонадеянность моя как раз прочно зависла в недвусмыленном апогее, хотя тогда же и начался ее медленный, но неуклонный, блядь, спад.

И действительно, только такой самоуверенный самоделкин как я мог позволить себе начать с написания песен, а потом уже искать для них исполнительницу, в то время, как все умные люди всегда поступают наоборот.

Короче, на момент нашего свидания с С на станции метро «Домодедовская» я заведомо чувствовал себя полным ублюдком. Кроме всяких тривиальных околотворческих заебов, у меня были заебы ещё более тривиальные. На дворе был июль девяносто седьмого, а в последний раз я был с женщиной 19 января девяносто шестого, и это притом, что секс – самое главное в моей жизни. Можете себе представить, чего мне стоила спокойная «светская» беседа с Женей, пока мы ожидали с ним С.

И она таки не преминула явиться на встречу, блядь, с композитором. Все как всегда: я увидел очень впечатливший меня далекий женский силуэт и в следующую же секунду с радостным ужасом понял, что именно этому, а ни какому другому силуэту Женя и машет рукой. Ебать меня в голову! Это и была С. О, еб мою мать, зачем она была так похожа на смутный образ моей идеальной лирической героини?

Ебать меня в голову! Я пытался успокоить себя тем, что мужчине, не имевшему ни с кем секса в течение полутора лет, идеальным образом может показаться любая девушка, с которым ему светит гарантированное взаимопонимание. Хуй меня знает. Я искренне пытался, и в первый момент и чем дальше, тем больше, убедить себя, что зарубаться на девочку-вокалистку не нужно, но почему-то не вёлся на все самые убедительные доводы моего скромного практического рассудка.