Новые приключения Эллери Квина
Шрифт:
— Конечно, идите, — сказала Мими Грэматон.
— Ну разумеется! — просиял Эллери.
Мистер Квин пришел в себя, когда его перевозили через озеро под звездным небом на остров Грэматона. Глядя на стоящий у его ног собственный саквояж, он пытался вспомнить, каким образом очутился в лодке. Мими очаровательно улыбалась ему с кормы, а впереди ритмично поднимались и опускались могучие плечи сидевшего на веслах Грэматона. Глядя на него, Эллери слегка поежился.
Это было странно, потому что Грэматон казался на редкость дружелюбным парнем. Остановившись у причала Перл, он сам вынес саквояж
— Простая жизнь, — усмехнулся Грэматон. — У нас примитивное существование — ни мостов к острову, ни моторных лодок. Мост нарушил бы нашу природную изоляцию, а все, что издает шум, приводит меня в ужас. Вы интересуетесь искусством?
— Я маловато о нем знаю, — признался Эллери.
— Оценка не всегда требует знаний, несмотря на утверждения академиков.
Они высадились на берег. Из темноты возник силуэт какого-то толстяка, который ухватил лодку.
— Джефф, — объяснил Грэматон, когда они вошли в лес. — Профессиональный бродяга — мне нравится, когда он торчит поблизости… Так вот, говоря об оценке. Вы ведь смогли оценить спину Мими, ничего не зная о геометрической теории эстетики.
— Он заставляет меня демонстрировать ее, словно какую-то диковину, — не очень убедительно пожаловалась Мими. — Специально подбирает мне одежду! Я все время чувствую себя полуголой.
Они подошли к дому и остановились, позволив Эллери восхищаться им. Джефф — толстяк с волосатой грудью — появился откуда-то сзади, молча взял у Эллери саквояж и унес его. Причудливое сооружение с множеством углов и пристроек было воздвигнуто из бревен на грубом каменном фундаменте.
— Это всего лишь дом, — сказал Грэматон. — Пошли в мою студию — я представлю вас лорду Грэматону.
Студия занимала второй этаж дальнего крыла. Северная стена сплошь состояла из маленьких стеклянных панелей, а остальные стены были увешаны живописью маслом, акварелями, пастелями, гравюрами, барельефами и резьбой по дереву.
— Добрый вечер, — поклонился мистер Боркка. Он стоял перед покрытым материей каркасом и повернулся, когда они вошли.
— А вот и Боркка! — улыбнулся Грэматон. — Вдыхаете аромат искусства, вы, язычник? Квин, познакомьтесь с…
— Я уже имел удовольствие, — вежливо промолвил Эллери. Его интересовало, что скрывается за полотнищем, прикрывавшим один из холстов, — оно висело косо, и ему показалось, что, когда они появились в студии, Боркка был поглощен изучением находившегося под тканью.
— Пожалуй, — тихо сказала Мими, — я позабочусь о комнате для мистера Квина.
— Чепуха — этим займется Джефф. Вот моя фреска, — объявил Грэматон, сдергивая ткань. — Это только предварительный вариант одного угла — фрески будут расположены по всему вестибюлю Музея нового искусства. Конечно, вы узнаете Мими.
Эллери, безусловно, узнал ее. В центре группы причудливых лиц виднелась огромная женская спина — смуглая и изогнутая. Он посмотрел на мистера Боркку, но тот уставился на миссис Грэматон.
— А это его лордство.
У стены — в месте, недоступном для солнечного света, — стоял большой старинный портрет
— Разве он не прекрасен? — усмехнулся Грэматон. — Сбросьте холсты с этого стула и присаживайтесь… Портрет написан каким-то старательным, но довольно корявым предшественником Хогарта.
— Но какая связь между лордом Грэматоном и шуткой доктора Вэрроу? — осведомился Эллери.
— Подойди сюда, дорогая.
Мими подошла к мужу и села к нему на колени, положив темноволосую голову на его плечо. Мистер Боркка резко повернулся, споткнувшись о лежащий на полу острый мастихин.
— Боркка, налейте мистеру Квину выпить… Так вот, мой знатный предок женился на тщательно охраняемой девушке из Ланкашира, которая никогда не бывала дальше чем в двух милях от отцовского дома. Старый пират очень гордился красотой жены — выставлял ее при дворе, как своих негров на африканских невольничьих рынках. Вскоре леди Грэматон стала пределом мечтаний всех лондонских щеголей.
— Скотч, мистер Квин? — буркнул мистер Боркка.
— Нет.
Грэматон поцеловал жену в шею, а Боркка налил себе выпивку.
— Очевидно, сознавая свою ответственность перед потомством, — продолжал Грэматон, — лорд Грэматон вскоре после женитьбы заказал какому-то пачкуну свой портрет — жалкий результат у вас перед глазами. Однако старик был очень доволен, так как повесил его над камином в большом холле своего замка на самом видном месте. Ну, история гласит, что однажды ночью, когда страдающий подагрой лорд не мог заснуть, он зачем-то проковылял вниз и с ужасом увидел, что с камзола на его портрете капает кровь.
— Не может быть, — запротестовал Эллери. — Или это шутка времен Реставрации? [33]
— Нет, это была кровь, — усмехнулся художник. — Старый головорез сразу это понял. Он поплелся наверх в спальню жены сообщить ей о чуде и застал бедняжку наслаждающейся жизнью с одним из упомянутых мной молодых щеголей. Естественно, он проткнул обоих шпагой, а после, насколько помню, женился снова, имел пятерых детей от второго брака и умер в девяносто лет.
— Но кровь! — воскликнул Эллери, глядя на абсолютно чистый камзол лорда Грэматона. — Какое она имела отношение к измене его жены?
33
Имеется в виду период восстановления монархии в Англии после восшествия на престол Карла II в 1660 г.
— Этого никто не понимает, — негромко отозвалась Мими.
— Когда он снова спустился, вытирая шпагу, — продолжал Грэматон, поглаживая ухо жены, — кровь на портрете исчезла. Типично британский символизм — все таинственно до скуки. Легенда гласит, что сердце четвертого лорда Грэматона кровоточит всякий раз, когда супруга кого-либо из Грэматонов сбивается с пути в поисках более зеленого пастбища.
— Семейные сплетни, — сухо промолвил Эллери.
Мими спрыгнула с колен мужа.
— Марк, я страшно устала.