Новые приключения искателей сокровищ
Шрифт:
Девочки вымыли смородину коричневым виндзорским мылом и губкой. Часть смородины попала внутрь губки и еще несколько дней из нее выдавливалась, когда мы мылись в ванной, что было очень неприятно. Мы очень тонко нарезали цукаты (вот бы нам так же тонко нарезали хлеб на бутерброды!) и попытались вынуть косточки из изюма, но они слишком прилипли, и мы просто разделили изюм на семь кучек. Потом смешали остальные продукты в умывальнике гостевой спальни, которая всегда пустовала. Каждый из нас положил свою порцию изюма, перемешал все в умывальном тазике, а после мы засунули смесь
– Мыльновато, – сказала Элис. – Но, возможно, мыло исчезнет при кипячении, как исчезают пятна со скатерти.
Как варить пудинг? Сложный вопрос. Матильда пришла в ярость, когда мы попросили пустить нас на кухню. Она злилась только потому, что кто-то случайно уронил ее шляпку, висевшую на двери судомойни, а Пинчер схватил шляпку и растерзал. И все-таки кое-кто из нашего посольства сумел стащить кастрюльку, пока остальным рассказывали, что Матильда думает о кончине своей шляпки. Мы набрали в кастрюльку горячую воду в ванной комнате и поставили кипеть над огнем в детской. Перед тем, как уйти пить чай, мы сунули в кастрюльку пудинг.
Если не считать тех моментов, когда огонь гас, а Матильда не спешила принести углей, пудинг варился час с четвертью. Потом Матильда вдруг ворвалась в детскую и со словами:
– Я не позволю вам валять дурака с моей посудой! – попыталась снять кастрюлю с огня.
Вы же понимаете, что стерпеть такое было никак нельзя. Уж не помню, кто посоветовал служанке не лезть не в свое дело, и, кажется, я забыл, кто первым ее схватил, чтобы заставить отказаться от прав на кастрюлю… Уверен – излишнего насилия к ней не применялось. Во всяком случае, пока продолжалась борьба, Элис и Дора унесли кастрюльку, поставили ее в обувной шкафчик под лестницей, и Дора убрала ключ в карман.
Эта стычка настроила нас на сердитый и воинственный лад. К нам вернулось самообладание раньше, чем оно вернулось к Матильде, но перед сном мы сумели с ней помириться. Ссоры всегда следует улаживать перед сном, так сказано в Библии. Если бы это простое правило соблюдалось, не было бы такого множества войн, мучеников, судебных процессов, инквизиции и ужасных смертей на костре.
В доме стало тихо, везде выключили газовое освещение, если не считать одной лестничной площадки. И вот на этой площадке появились несколько закутанных в темное людей и начали красться вниз. По пути на кухню мы очень осторожно достали из шкафа кастрюлю.
Огонь в кухонном очаге горел, но еле-еле; угольный погреб оказался заперт, а в ведре не осталось ничего, кроме угольной пыли и коричневой бумажки, которую кладут на дырявое дно, чтобы угли не вываливались.
Мы поставили кастрюльку на огонь и подбросили в очаг топлива. Две газеты – «Хроникл» и «Телеграф», а в придачу пара романов из «Семейного вестника» сгорели напрасно. Я почти уверен, что пудинг в ту ночь вообще не варился.
– Ничего страшного, – сказала Элис. – Завтра каждый из нас стащит по кусочку угля по дороге
Этот дерзкий план был добросовестно выполнен. К ночи у нас набралась почти полкорзинки для бумаг угля, кокса и золы, и под покровом тьмы мы снова появились на лестнице, на этот раз держа в предусмотрительных руках корзинку.
В ту ночь огонь в очаге горел ярче, и мы принялись подкармливать его собранным топливом. Пламя разгорелось, пудинг закипел, как бешеный, и кипел два часа… По крайней мере, я думаю, что прошло два часа, но мы устали следить за варкой и заснули, лежа на кухонных столах. На кухне лучше не спать на полу из-за тараканов.
Нас разбудил кошмарный запах. Это горела салфетка, в которой варился пудинг. Вся вода из кастрюли выкипела. Мы сразу подлили холодной, и кастрюлька треснула. Мы почистили ее, положили обратно на полку, взяли вместо нее тазик и легли спать. Видите, сколько хлопот у нас было из-за пудинга! Каждый вечер до самого Рождества (а оно быстро приближалось) мы тайком спускались в чернильную полночь и варили пудинг так долго, как только могли.
В рождественское утро мы нарезали остролист для соуса, но вместо бренди добавили горячую воду с сахаром. Некоторые говорили, что соус получился неплохой. Освальд не был одним из этих оптимистов.
Затем наступил миг, когда заказанный отцом «простой» пудинг начал исходить паром на кухонной доске. Матильда принесла его нам и сразу ушла. Помню, в тот день ее навещал двоюродный брат из Вулиджского арсенала. То далекое время до сих пор отчетливо запечатлено в моей памяти.
После ухода служанки мы достали из тайника собственный пудинг и в последний раз наскоро его вскипятили. Он кипел всего семь минут, потому что всех охватило такое нетерпение, что Освальд и Дора не могли справиться с понуканиями остальных.
Мы сумели тайком умыкнуть блюдо и попытались выложить на него пудинг, но он намертво прилип к тазу, и пришлось выбивать его зубилом. Пудинг получился ужасно бледным. Мы полили его соусом из остролиста, Дора взяла нож и уже приготовилась разрезать лакомство, как вдруг несколько простых слов Эйч-Оу превратили нас из счастливых и торжествующих кулинаров в отчаявшихся людей.
– Вот бы обрадовались добрые леди и джентльмены, если бы узнали, что мы – те самые бедные дети, для которых они жертвовали шиллинги, шестипенсовики и другие монетки! – сказал Эйч-Оу.
– Чего-о? – вскричали мы.
Не время было задавать вежливые вопросы.
– Я говорю, они были бы рады, если бы знали, что это мы наслаждаемся пудингом, а не какие-то грязные по-настоящему бедные дети, – пояснил Эйч-Оу.
– Ты хочешь сказать, что вы с Элис выпрашивали деньги якобы для бедных детей, а потом всё присвоили? – твердо, но не сердито спросил Освальд.
– Мы не присвоили, а потратили, – ответил Эйч-Оу.
– Нет, присвоили, маленький болван! – сказал Дикки, глядя на пудинг, одиноко и беззаботно лежащий на блюде. – Вы просили денег для бедных детишек, а потом оставили монеты себе. Это воровство, вот что это такое. Я говорю не столько о тебе, ты всего лишь глупый ребенок, но Элис! Зачем?!