Новые приключения капитана Шпарина
Шрифт:
– Не мог, господин полковник. Раскрыли меня. Попал в замес, пытаясь уйти первый раз. Ровно год назад.
– Ну и… - хмуро сказал Древака, сверля глазами лицо Шпарина.
– Наткнулся на деревеньку в лесу, одна местная пожалела, приняла, приветила, вылечила. Знахарка. Ведунья. Повезло.
– Год жил с бабой и молчал?
– Видели бы вы эту «бабу», господин полковник, сами бы замолчали. Не женщина, а «персик»… нежного строения.
– Ты, Михаил, говори, да не заговаривайся. Замолчал… - сурово произнес Древака, впервые назвав
– Ночная стрельба на границе… Убиты офицеры-пограничники. Скандал! Конфедераты возбудились невероятно, вызвали посла в МИД и вручили ноту протеста. Ни Департамент, ни вояки, операций на границе не проводили. Твоя работа?
Шпарин сел на кровати и потрогал припухший затылок.
– Пришлось, господин полковник. Обложили, иначе было не пройти.
– Врагов не жалеем, да, Михаил? Молодец!.. Кто второй, чей труп конфедераты выловили в канале? Пожилой лысый мужчина в маскировочной куртке без документов?
«Быстро они работают…».
– Проводник, господин полковник, местный, уходил со мной.
– Как голова?
– Почти нормально.
– Почти?
– Небольшая ссадина. Касательный удар.
– Интересный у тебя пистолетик. Откуда?
– Купил по случаю, еще в Красносельске, господин полковник.
– Надо было и особиста шлёпнуть. Он меня достал, никак не избавлюсь. Вокруг одни дебилы, - проворчал Древака, надел фуражку, вынул из из кителя «брегет», открыл и прочитал надпись на крышке: - «Hans von Gretchen mit Liebe. 1940». «Гансу от Гретхен с любовью…». Старинные. Эти Ганс и Гретхен давно в могиле. Раритет… Душно у тебя.
Полковник положил часы на стол, встал, подошел к окну, открыл обе створки, опустил живот на подоконник, посмотрел вниз и вернулся к кровати.
– В стране творится хрен знает что, всякая мразь поднимает голову. Я на пару дней отъеду, - мрачно сказал Древака, колыхая животом, прошелся по палате, поскреб двумя пальцами щеку и улыбнулся.
– Заставил Супонева подать рапорт… Хе-хе… О неосторожном обращении подчиненного с оружием. Будет молчать и за ним есть грешки, ох, какие грешки. Пока сиди в госпитале, отдыхай, набирайся сил. Вернусь, поговорим. Из палаты ни шагу. Понял?
– Слушаюсь, Федор Максимович.
Полковник колюче глянул в глаза Шпарина.
– Не забыл?
– Разве вас забудешь, господин полковник? Полагал - вы давно генерал.
– Жду со дня на день. Но теперь не знаю… Старый пес может и не подписать. Кошмарный времена настали… Ты молодец, лежа, с разбитой головой, прямёхонько в лоб! Надо будет отправить семье сержанта письмо-благодарность за сына. Ну, отдыхай.
Сразу после ухода полковника в палату вошел молодой, коротко стриженый, очень бледный врач совсем не похожий на врача - на щеке давно заживший синий шрамчик, правое ухо без мочки, пальцы-сосиски с длинными ногтями, и сразу приступил к делу - нагнул голову Шпарина и надавил на затылок.
– Больно?
– Поосторожней!
– вскрикнул Шпарин.
–
«Мудак… Он не врач, под халатом ствол. Древака приставил охрану».
После ухода доктора совсем не похожего на доктора, в палату вошла пожилая медсестра с подносиком из нержавеющей стали.
– Всех больных перевели вниз, один на этаже, в отдельной палате. Холодильник, ванная, туалет! Пижаму новую выдали. Носятся с тобой, как… - осуждающе сказала женщина, вынимая из ванночки шприц, салфетку пахнущую спиртом и пузырек с таблетками.
– Как с кем?
– Спусти штаны и повернись!
– Что это?
– Обезболивающее.
– Не надо!
– Как хочешь. Еще кочевряжится!
«Отравят… Или усыпят. Усыпят, пока Древака не вернется. Надо уносить ноги, Михал Иваныч!».
Следующий визит нанес совсем молоденький врач в белом халате и синих тапках.
– У меня все хорошо. Голова не болит, давление в норме, пульс в норме, сердце в норме, температура нормальная, конкрементов в почках нет, печень в порядке, стул нормальный, эрекция - бабуин позавидует. До вас довели приказ полковника: не беспокоить пациента?
– Довели… - смутился доктор, покрываясь румянцем.
– Но это моя работа.
– Идите к другим больным, - хамски улыбаясь, сказал Шпарин.
– Идите, идите!
Дверь закрылась и вновь открылась. В палату впорхнула синеглазая медсестра в голубой шапочке. В длинном голубом халате не по размеру. В черных туфельках на длинных каблуках.
Медсестра достала из карманчика ключ, закрыла замок, сбросила туфли, сняла халат, сняла черную юбку, черную блузку, аккуратно повесила на стул, стянула белые трусики и, не сказав ни слова, забралась на Шпарина.
– О-у… - простонал Шпарин.
– О-о… О-о… - застонала медсестра.
Задергалась ручка двери и мужской голос с тревогой спросил:
– Нина, у тебя всё в порядке?
– От-стаань, придурок… - с ненавистью сказала девушка и, вонзая ногти в плечи Шпарина, крикнула: - Не останавливайся!
– Нина?..
– настаивали за дверью.
Мужской голос подстегнул, Шпарин увеличил темп.
– Выломаю дверь!
– пообещали из коридора.
– Не останавливайся, не останавливайся-а… - стонала медсестра.
– Нина! Нина-а!..
– вопили за дверью.
– Заткни-ись, заткни-ись… - кричала девушка.
– Нина-а!.. Что у тебя там происходит?..
– Уже ни хрена не происходит, - сердито прошептала девушка, падая на Шпарина.
– Отпусти меня.
Он выдохнул, ослабил хватку и убрал ладони с талии медсестры. Девушка вернула груди в белый лифчик, поправила шапочку, сползла на пол, вдела в туфельки изящные ступни, ушла в ванную, через пару минут вернулась, молча, оделась и, как ни в чём ни бывало, неторопливо удалилась.