Новые приключения Шерлока Холмса (антология)
Шрифт:
Внезапно кровать оторвалась от своего причала и вылетела в окно вместе со своим обитателем, который уже пробудился и, встав коленями на подушки, с выражением живейшего ужаса на лице цеплялся за доску у изголовья. Паря над крышами домов, кровать направлялась к шпилю церкви, увенчанному флюгером, который, замечу, выглядел несколько крупнее, чем это необходимо. Тут ожившая кровать сбросила своего пассажира и полетела дальше уже без него. В темном зале все вокруг нас с Холмсом громко захохотали, глядя на то, как бедняга в ночной рубашке болтается на флюгере, дрыгая ногами и беззвучно разевая рот.
В финальной сцене — безо всякого
— Ну, Ватсон, всему есть предел, — сказал мне Холмс посреди царящего вокруг веселья. — Наверняка в глубинах Манхэттена найдется развлечение более тонкое и изощренное. Пойдемте-ка отсюда.
Но картинка на экране снова переменилась. Теперь перед нами лежал городской перекресток, ничем особо не примечательный, за исключением того, что трамваи, экипажи-брогамы и прочие средства передвижения в американской манере все ехали по неправильной стороне улицы. По экрану сновали мужчины и женщины в обычной одежде, входили на экран с одной его стороны и, пройдя по нему, с другой стороны исчезали. Мальчишка торговал прессой между двумя газетными стендами, под уличным фонарем, и, хотя тот не был зажжен — фильм снимали ярким днем, — я не мог не отметить, что фонарь предназначен не для газового освещения, а для электрического. Прикрепленный к фонарю уличный знак извещал нас, что дело происходит на скрещении двух улиц, Бродвея и Западной Пятьдесят восьмой. Поодаль циферблат часов, встроенный в башенку высокого дома, показывал десять часов семнадцать минут. Было очевидно, что этот свежеснятый витаскопом фильм являет собой не трагедию и не фарс, а просто сценку из жизни манхэттенцев в их естественном окружении… и, следовательно, никакой особенной драмы нам не видать.
— Вы правы, Холмс, — прошептал я. — Мое любопытство более чем удовлетворено. Пойдемте же в театр «Эмпайр», отдадим должное мисс Адамс.
Между тем фигуры на экране продолжали беззвучно перемещаться. Не успел я договорить, как появился еще один прохожий. Это был человек выше среднего роста, лет тридцати, с аккуратно подстриженными усиками, в дорогих ботинках из кордовской дубленой кожи. В левой руке он сжимал сложенный зонт. При этом было в его внешности нечто выделявшее его из толпы: костюм в тонкую полоску был того покроя, что вышел из моды лет тридцать назад, да и бакенбарды такого фасона давно уже никто не носил.
Внезапно я почувствовал острую боль: это Шерлок Холмс как клещами вцепился мне в руку, причем сам он буквально окостенел.
— Ватсон! — вскричал он так, что, наверное, все в театре его услышали. — Этот человек на экране! Это Джеймс Филлимор!
Из задних рядов кто-то громко попросил его замолчать.
На экране мерцало изображение, а меня словно пробрало морозом. Тридцатитрехлетний Джеймс Филлимор исчез тридцать один год назад, но этому прохожему было от силы лет тридцать!
— Не может быть, Холмс, — прошептал я, чтобы не беспокоить соседей. — Если Филлимор жив, то ему больше шестидесяти!
— Говорю же вам, Ватсон, это он и есть! — Холмс вытянулся в струнку и простер руку к экрану. — Джеймс Филлимор во плоти, и с тех пор, как исчез, он и на день не постарел!
Похоже, в этот момент все, кто был в зале, обернулись на нас, и каждый — на грубом американском
Словно в ответ на выкрик Холмса человек на экране обернулся и посмотрел прямо на нас. Глаза его распахнулись, выражая восторг. Рот расплылся в широкой улыбке. Губы задвигались: он говорил что-то, что услышать мы не могли.
Холмс вскочил с кресла.
— Да сядьте вы там! — прокричал кто-то сзади.
Я упомянул, что человек на экране стоял на месте. Нет, больше уже не стоял. Глянув прямо на Шерлока Холмса, безмолвное привидение Джеймса Филлимора размашистым шагом удалялось в глубь экрана. Искоса бросив взгляд в сторону, прежде чем снова обратить взгляд к нам, он перешел Пятьдесят восьмую улицу, поднялся на ближний к нам бордюр, твердо поставил свои красиво обутые ноги на тротуар, поднял зонтик и ткнул им прямо в Холмса. Тут уж вскочил с кресла и я.
Прочие людские подобия на экране витаскопа не обращали никакого внимания на Джеймса Филлимора, а продолжали себе входить-выходить в обоих концах прямоугольного экрана. В центре же левая рука Джеймса Филлимора молча метила зонтиком в зал, прямо в голову Холмса. Одновременно, язвительно салютуя, Филлимор поднес правую ладонь к виску.
И в этот момент он испарился!
Нечего и говорить, что никакого люка под ним не было. Своими собственными глазами я видел, как мистер Джеймс Филлимор буквально растаял в воздухе. На экране витаскопа люди и экипажи продолжали свою кинетографическую кавалькаду по Западной Пятьдесят восьмой улице, нимало не ведая о том, что вот был человек — и нет его.
— Быстрее, Ватсон!
Холмс в одно мгновение выпрыгнул в проход и кинулся к ближайшему выходу. И снова, как бывало не раз в прошлом, я последовал за ним по пятам, преследуя намеченную им цель, нашу жертву.
— Джеймс Филлимор на Манхэттене, Ватсон, ведь этот кинетограф снят сегодня! — возглашал Холмс, когда мы неслись по вестибюлю «Эдисонии». — Я обещал главе Континентальной страховой компании, что сяду в завтрашний поезд на Сан-Франциско, я связан словом и обязан сдержать его. Следовательно, нам осталось чуть меньше шестнадцати часов, чтобы найти человека, который ускользал от меня в течение тридцати одного года. Ватсон, вперед! Игра в разгаре!
Мы выбежали из театра на Бродвей. Мой друг поспешил подозвать проезжающий двухколесный экипаж и велел кэбмену доставить нас на угол Бродвея и Пятьдесят восьмой, туда, где на этот раз исчез Филлимор. Возница, сидя позади пассажиров, взмахнул поводьями, и преследование началось.
— Тут точно какая-то ошибка, — сказал я моему компаньону, когда мы, устроившись на сиденьях, потрусили на север, лавируя в густом уличном движении. — Почему вы так уверены, что витаскоп, который мы видели, сфотографирован именно сегодня?
— Это же очевидно, Ватсон. Вы заметили там мальчишку-газетчика? Заголовок, накорябанный мелом на его стенде, — тот же, что на шапке сегодняшнего номера «Нью-Йорк геральд».
Я все никак не мог прийти в себя от зрелища исчезнувшего на глазах человека.
— Но вы убеждены, что это и впрямь Джеймс Филлимор? Мы на Манхэттене, Холмс: возможно, то был американец, который внешне его напоминает!
Холмс покачал головой. Достав из кармана свою записную книжку, он торопливо набрасывал в ней что-то и, отвечая мне, не прекратил своего занятия.