Новые страхи
Шрифт:
Изабель не успела ответить – сестры Мейрик, казалось, растворились в воздухе, хотя Изабель видела на их лицах выражение элегантного презрения, они не просто ушли, но ушли совсем.
Затем все тот же голос повторил:
– Свадебный пир? – И Изабель оказалась перенесенной в стигийские [5] пределы… где бы то ни было.
– Свадебный пир, я помню свой свадебный пир. Представители знатных семей, все эти кровные родственники, кузины, тетки и дядья Адольфуса. У меня, сироты из очень богатой семьи, никого не было.
5
Относящиеся
«Котенок – на самом деле Китти, так он ласково называл меня, – Китти, милая, – сказал он, – все тебя обожают! Как будто ты им кровная родня, истинная Воллстоункрафт. Кузины Инид и Дельвин то же самое говорят». И эти самые кузины сидели рядом со мной на свадебном пиру, следя за тем, чтобы я пила из кубка вино, налитое мне мужем, и предупредительно доливали.
Женщина в темноте захихикала.
– Тебе это знакомо?
– Где я? – очень тихо спросила Изабель. Она не сказала, что все это ей очень знакомо. Она осторожно подняла руки, прикоснулась кончиками пальцев к низкому каменному потолку, ощупала его, нашла в камне следы обтесывавшего инструмента и место, где потолок подходил к стене. Но тут был лишь намек на линию, лишь тактильное предположение, но ни щелки, ни прорехи, через которую мог бы проникнуть свет и воздух.
Сколько же между ее ложем и потолком? Шестьдесят сантиметров, девяносто? Да и потолок ли это? Может быть, крышка? От последней мысли она содрогнулась и поспешила прогнать ее.
– Ты там, где провела последний год в мертвом сне. – Говорившая понизила голос и продолжала, как будто делясь тайной: – Но я знала, что ты жива. Я слышала медленное биение твоего сердца, поверхностное дыхание, при котором едва заметно вздымалась и опускалась грудь.
– Год? Не говорите глупостей. Я бы умерла.
– Ты и должна была умереть! Но когда человек почти мертв, все происходит неспешно. Теперь, когда я об этом сказала, ты почувствуешь сильнейший аппетит.
Как бы в ответ на эти слова в животе у Изабель заурчало и что-то там судорожно сжалось. Она приложила руку к животу и обнаружила на нем своего рода доспех, массивный корсет с рельефом, который вполне мог защитить от удара ножом. На его боках располагались легко открывавшиеся небольшие защелки: видимо, никто не рассчитывал, что покойница захочет снять доспех.
– Яд, к которому прибегли, – задумчиво продолжала ее компаньонка, – странная смесь. Если дать ее слишком мало, человек заболеет. Если слишком много – уснет сном, неотличимым от смерти, но если дать в са-а-а-мый раз, только тогда умрет. Меня отравили недавно приготовленным ядом, поэтому я умерла. Тебе подмешали старый, Адольфус запаниковал и перестарался, поэтому ты лишь уснула.
– Вы лжете. Вы с ума сошли.
– Ох-хо! Я с ума сошла? Это, пожалуй, возможно. Я тут уже давно наедине со своими мыслями жду твоего пробуждения. Мне не с кем было поговорить, только с самой собой. Кто ж от такого не сойдет немного с ума?! – Вздох превратился в черноту. Изабель была почти уверена, что видела это. – Показать тебе, где мы? Тогда сможем обсудить, лгу я или нет. Идет?
– Идет, – слабым голосом проговорила Изабель.
Сначала ничего не происходило, не было ни звука, ни движения, потом затеплился свет. Крошечный зеленый огонек, точка, которая пульсировала и росла, светила все ярче и освещала все большее пространство. Ее свет отражался от вещей, упавших с Изабель, когда она так стремительно села, блестел на их краях и гранях. Казалось, сотни маленьких огоньков зажглись на заплесневелом пурпурном шелке.
Изабель отвлеклась на необычные королевские украшения. Редкие, драгоценные,
Изабель осмотрелась и обнаружила, что находится в пространстве размером метр восемьдесят на два метра на слежавшемся матраце. Такая маленькая комнатка! Вероятно, альков, но никаких признаков двери и окон. И этот матрац… ничего подобного она в жизни не видела – ни тика, ни ситца, ни пуха, ни камыша, чтобы придать ему пышность, но она чувствовала запах лаванды… нет, скорее это похоже на… смертный одр.
Она поискала свою компаньонку и увидела…
Увидела…
Увидела лишь скелет в пожелтевшем свадебном платье, в голубых с золотом сапожках с серебряными пуговками сбоку, ощерившийся череп со свисающими с него рыжими волосами под сбившейся на сторону вуалью. Скелет украшали странные изящные вещицы, когда-то сама Изабель носила похожие.
Скелет светился тем же самым зеленым светом, который позволил Изабель осмотреть место, где они находились.
Она вспомнила, где в последний раз видела так роскошно украшенных покойников – в местах, где богатые поклонялись своим мертвым и превращали их в сверкающих святых. Представители древних родов и служители Высокой церкви. В роду Воллстоункрафтов были и те, и другие.
Изабель, поняв наконец, где находилась, закричала.
В комнате, палате Мастера, пахло перегаром, спермой, крепким табаком и, возможно, ладаном. Может быть, каким-то снадобьем? Изабель заметила в углу некое подобие трубки, длиной, может быть, сантиметров девяносто из дутого стекла, которое переливалось всеми цветами радуги, как масляная пленка на воде. К стеклянному корпусу крепились шелковые кисточки, мундштук и трубка. О таких штуках она слышала в школе святой Димфны: Хепсиба Бэллантайн утверждала, что нанести яд на загубник трубки – прекрасный способ отравить человека. Она всегда говорила, что убийца должен изучить привычки жертвы, жить вместе с нею и нанести смертельный удар так, чтобы этот удар никто не мог отличить от заурядного явления, из которых состоит жизнь.
Изабель смотрит на кровать, стоящую под несколькими окнами, в которых прозрачная часть собрана из ромбовидных стекол. Кровать так велика, что в ней может улечься шесть человек, но сейчас Изабель видит в ней троих. Покрывала отброшены, ставни открыты, ибо вечер теплый. Светит луна. Одна из ее нянюшек всегда говорила, что сон при лунном свете порождает в спящем безумие. Сколько представителей рода Воллстоункрафт спали при лунном свете?
«Лето, – думает она, – и я выходила замуж тоже летом. Вышедшая замуж летом так долго пролежала, холодная, как зима. Адольфус не соблюдает траур, – замечает она, – спит не один».
Ее муж лежит между обнаженными телами кузин Инид и Дельвин на смятых простынях, их темные локоны Воллстоункрафтов разметались по накрахмаленным наволочкам. Две девушки, которых Изабель когда-то считала своими подругами или которые вскоре могли ими стать. Они спят сном изрядно потрудившихся. Ошибки тут быть не может. Мертвая невеста не солгала. Ей ни к чему было лгать:
– Воллстоункрафты рожают только от Воллстоункрафтов, и они плодовиты. Они прячут на чердаках и в подвалах тех, чьи родители находятся в слишком близком родстве, тех, кто обнаруживает слишком много двойного, тройного и четверного цветения крови.