Новый день

P.Greenlain

Газетчик включил диктофон и замер в ожидании.

– Моё детство ничем не отличалось от детства миллионов детей. Я родился в столичном пригороде и там преспокойно рос в окружении любящих родителей и многочисленных друзей. Лет до пятнадцати меня всё устраивало, и я даже не задумывался о будущем: настолько хорош был окружающий меня мирок, где все уважали и любили друг друга, а редкие ссоры неизменно заканчивались примирением. Война разрушила это простое человеческое счастье, забрав одних на фронт и озлобив оставшихся. Где-то через пару лет после начала активной фазы боевых действий я заехал домой, просто чтобы посмотреть на родные края. Поначалу я не узнал улицу, на которой жил восемнадцать лет! Я ведь изучил там каждую колдобину, с закрытыми глазами мог перечислить дома соседей, но тогда растерялся. Мир потускнел: яркие

краски сошли на нет, осталась только всепоглощающая серость. С чем бы это сравнить? Быть может, с упадком, даже распадом. Представьте, что всё вокруг вас обращается в пепел и рассыпается прямо на глазах. Так вот, именно такой представилась мне новая реальность, в которой не было места счастью, в которой не могло существовать светлое детство. В которой не мог существовать я.

Понимаю, вы удивлены моим словам. Я же маршал Немезида – так меня прозвал какой-то остроумный человек. Многие полагают, что я кровавый тиран, узурпировавший власть, сумасшедший фанатик, мечтающий уничтожить мир. Что ж, если им так удобно считать, то пусть зубоскалят, даже не стану им отвечать.

Но я отклонился от темы. В общем, с пятнадцати лет я стал задумываться о своём призвании. Выбор был непростой: мне нравилось всё и ничего. Знакомая для подростков ситуация: они мечутся от одной крайности к другой, не находя себе места. В конце концов, кто-то обретает цель жизни, кто-то остаётся за бортом. Мне повезло набрести на симулятор настоящего истребителя! Это не был просто аттракцион, как те, что стоят в парках развлечений, – нет, сложнейшая машина, способная выбить у тебя из-под ног опору и отправить на небеса! Вот в её-то кабине я и понял, для чего был рождён. Я страстно возжелал получить крылья и воспарить наверх, к облакам, к звёздам, луне и солнцу. Гражданская авиация, очевидно, не могла удовлетворить мои запросы, поэтому после недолгих размышлений я принял окончательное решение – воздушный флот.

Поступить оказалось несложно: военные, наоборот, радовались притоку желающих. Это было связано с невероятным бумом промышленности, приведшим к перепроизводству даже таких дорогих машин, как истребители и бомбардировщики. Крылатые хищники пылились в ангарах, ожидая своих хозяев, пока те протирали штаны за партами. Одним из них был и я, курсант воздушной академии. И уверяю вас, что я смиренно принимал все эти объёмные технические курсы, мечтая лишь об одном: рассекать воздух на самолёте.

Месяцы интенсивной подготовки летели один за другим. Вот мы тренируемся в симуляторах, миг – и я за штурвалом учебного судна. Ещё вспышка – я трясущимися руками застёгиваю шлем перед первым полётом на сияющем в лучах утреннего солнца истребителе.

Воздушный флот Демократического Блока – огромное образование, поэтому и авиация была разная. Но все курсанты мечтали, разумеется, о стратегических силах. Самые быстрые машины, невероятные трюки, завораживающая высота, новейшие виды вооружения. А какие там были пилоты! Их прозвали синими ангелами по цвету мундира. Заметьте, что у остальных лётчиков было стандартное зелёное сукно, и только избранные появлялись на парадах и смотрах в лазурной форме. Не правда ли красиво?

Как и все, я мечтал попасть в стратегическую авиацию, и мне почти удалось. Почти…

Узник на время умолк, рассматривая свои руки. Пальцы расслабленно лежали на коленях, гибкие и сильные.

– Во время последнего испытания мне доверили новейшую модель, только-только с завода. Я забрался в кабину и завёл двигатель. Проверил показания приборов, получил разрешение на взлёт, вырулил на полосу и начал разгон. Взлетел без малейших отклонений от известного мне распорядка, убрал шасси. Всё было хорошо, я ориентировался в небе, как рыба в воде. В программу полёта входило нечто вроде штопора. Иными словами, я должен был начать резкое снижение, а затем выровнять самолёт на заданной высоте. Нелегко для исполнения, однако у меня был немалый опыт подобных манёвров, поэтому я уверенно устремился к земле. Поначалу ничто не предвещало беды: я быстро снижался, готовясь потянуть руль на себя. Наконец я взглянул на индикатор высоты и начал выравнивать самолёт. И что вы думаете? Никакой реакции! Я потянул в два раза сильнее, слегка приглушил двигатель, но нос всё равно уткнулся в приближающиеся с каждой минутой поля. Тогда я попытался хоть как-то поменять направление, замедлив падение, но штурвал превратился в бесполезную

игрушку в руках. Я просто падал, не имея возможности повлиять на ситуацию! Вот тогда-то я действительно испугался. Не провала и не наказания, а за свою жизнь! Покрылся испариной и с ужасом смотрел на землю, столько лет носившую меня, а теперь угрожавшую предавшему её пасынку.

Не один год после этого я вскакивал по ночам в ужасе от надвигающейся тверди! Бывали дни, когда я не мог заставить себя посмотреть в окно. И всё же я преодолел свой страх. А тогда я катапультировался и намертво вцепился в тросы парашюта. Самолёт рухнул в чистом поле и взорвался с оглушительным звуком, сотрясшим воздух даже на той высоте, откуда я плавно спускался. Что касается меня, то я отделался испугом, но каким – двух слов не мог связать, когда меня нашли.

Началось тягостное расследование. Промышленные круги не хотели верить в изъяны в собственной продукции, поэтому они дружно обвинили меня в неумелом управлении. Штабные инструкторы, недолго думая, поддержали их, после чего я лишился возможности подняться в небо. При распределении меня засунули в штаб, куда отправляли самых невезучих курсантов, а я, безусловно, выделялся даже среди них.

Так, в звании лейтенанта я очутился в душном кабинете, хотя и при штабе стратегических сил – это был прощальный подарок от руководства академии. Потянулись долгие годы рутины за столом, в который я отныне устремил свой взгляд вместо чистого неба. Иногда я всё же поднимал глаза и смотрел на взлётную полосу, а потом украдкой вверх – и вытеснял боль. Мне казалось, что кипучая деятельность в штабе поможет мне забыться, но по ночам я продолжал летать либо снова падал не в состоянии управлять машиной. Да, это было непростое время…

В дверь постучал один из автоматчиков – время подходило к концу.

– Спасибо за рассказ, – поблагодарил журналист, нехотя покидая камеру. – Я убедился в том, что не зря решил написать о вашей жизни. До свидания!

Маршал проводил гостя до выхода из своей темницы и с понимающим видом пригласил навестить его в любое время. Репортёр пообещал непременно воспользоваться предложением.

Идя по коридору, мужчина размышлял о своём отношении к этому необычному человеку. С одной стороны, он был прекрасно осведомлён о военных операциях и воздушных налётах, которыми командовал прославленный флотоводец, с другой – только что перед ним был отнюдь не злодей мирового масштаба, не павший ангел, даже не герой. Нет, самым удивительным было то, что газетчик увидел перед собой обычного человека, не обременённого званиями, наградами и эпитетами. Такого же человека, как он сам, как его соседи, коллеги и прохожие на улице. Впечатление от последней встречи резко контрастировало с недавним прошлым маршала Немезиды, оно не увязывалось в цельную картину, что ставило опытного публициста в тупик. И потому, не сомневался он, необходимо выслушать заключённого до конца, а заодно навести кое-какие справки. «Возможно, я нахожусь на пороге невероятных открытий», – думал он про себя.

Стряхнув нахлынувшие мысли, репортёр вспомнил о текущих делах в редакции и посмотрел на свои часы: они показывали без семи минут полдень. Журналист ускорил шаг к выходу из тюрьмы, боясь опоздать на совещание у начальника.

4

Пригородный воздух пронизывала сырость. Серые дома громоздились по бокам прямой улицы, унылые и безразличные к людям, снующим меж ними. Небо было затянуто свинцовыми облаками, неподвижными и тяжёлыми. Из-за них было непонятно, ни где находится солнце, ни есть ли оно вообще над этим проклятым миром. Сплошное оцепенение овладело миром, и только маленький автомобильчик нарушал мертвенный покой. Но вот и он замер на обочине, из него появился журналист. Его шляпа была надвинута так низко, что взгляд утыкался в асфальт, не дерзая открывать для себя бескрайние горизонты руин.

Человек поёжился от внезапного порыва ветра и пошёл к ближайшему зданию, над входом в которое висела табличка «Воздушная академия». Сразу за массивной стеклянной дверью его встретил учтивый мужчина в гражданской одежде. Выправка, впрочем, сразу давала знать, что перед репортёром стоит военный. Он представился как старший инструктор Рудольф.

– Как я понял, вы пишете книгу об одном из моих подопечных? – осторожно уточнил работник академии, приглашая своего гостя наверх, в кабинет.

– Да, об Алексее Полевом, – кивнул газетчик, следуя за инструктором.