Новый дом для Гарри
Шрифт:
Мой папа всегда очень добрый со мной и моими друзьями. Он разрешает нам делать уроки на его факультете или в моей комнате, и он всегда очень терпеливый, если я его о чем-то спрашиваю, хотя мои вопросы бывают очень глупые, потому что я еще не привык к Волшебному миру. Однако он надо мной никогда не смеется, что бы я у него ни спрашивал. Иногда другие ребята смеются надо мной, если я чего-то не знаю, но мой папа никогда так не делает. Он просто садится и все подробно объясняет. И он никогда-никогда не говорит, что ему жаль, что он согласился стать моим папой.
Другие учителя здесь мне тоже нравятся (теперь, когда Квиррела больше нет), но они все не такие добрые, как мой папа. Он подарил мне очень классную комнату с самыми разными клевыми игрушками, книгами и всем таким прочим. Мне почти даже хочется позвать сюда Дадли,
Мой папа даже не злится, когда я прошу его сказать это вслух. Многие об этом не говорят, но только не мой папа. Только ему не нравится, когда я говорю, какой он хороший. Он предпочитает оставаться нанимным, чтобы люди не знали, какой он замечательный. Я думаю, что он просто очень застенчивый.
Еще мой папа очень ласковый. Даже если он меня шлепает, он никогда не бьет по-настоящему сильно, и он не трясет меня и не дергает за волосы или что-то такое. Правда, он меня и не шлепает почти никогда. Обычно мой папа только ругается, отнимает у меня метлу, запрещает выходить из комнаты или заставляет писать сочинение или строчки. Хуже всего, когда он ругается. Он всегда знает, что сказать, чтобы я понял, как плохо я себя вел, и потом я чувствую себя очень глупым и начинаю плакать, как будто я какой-нибудь трехлетка. Это смешно, потому что у Дурслей мне никогда не разрешали плакать, так что я перестал. Но папа был не против, чтобы я плакал, и я снова начал. Но хотя я иногда пачкаю его соплями и все такое, он на меня не сердится. Он никогда не говорит мне, что я веду себя как маленький, не смеется надо мной и не бьет меня, пока я не прекращу плакать. Он только обнимает меня, гладит по плечу или что-то такое, пока я сам не перестану. И он никогда не оставляет меня одного, когда я плачу, даже если я сделал что-то очень плохое.
Но он совсем не ведет себя по-девчоночьи – иногда он поднимает меня, толкает или хлопает, но так, по-дружески, как парни делают, а не так, чтобы было больно. Насчет этого он всегда очень осторожный. Но даже если он злится и по-настоящему меня шлепает, то я всегда знаю, что будет. Он никогда не подкрадывается и не притворяется, что он на самом деле не злится, чтобы ударить меня. Мой папа всегда говорит мне только правду, даже если она страшная. Мой папа мне доверяет. Он говорит мне вещи, которые большинство взрослых не рассказывают детям. Он знает, что я могу хранить тайну, и что я никогда не проболтаюсь, даже если мне будут выдирать ногти или что-то такое. Он обращается со мной как со взрослым… ну, вроде того. В смысле, он не рассказывает мне совсем ВСЕ – и он за это разозлился на Бродягу – но он не ведет себя так, будто мне четыре года, и я не понимаю разницу между действительно важными вещами и всякой ерундой. Он верит, что я сделаю так, как он сказал. А я доверяю ему. Я знаю, что он умный, и что он будет заботиться обо мне и защищать меня. И я знаю, что он не будет бить или обижать меня. Я доверяю моему папе. С ним я в безопасности.
Иногда бывает так, что я хочу что-то сделать, а он говорит нет, и тогда я очень злюсь. Но обычно он прав. И чаще всего я помню об этом и делаю так, как он сказал. Однако даже если я забываю, он не начинает меня ненавидеть. Он просто объясняет, что я сделал неправильно (а потом наказывает меня), а потом все кончено. У меня не всегда получается помнить о том, что его надо слушаться, но я стараюсь. И если я спрашиваю, почему он сказал нет, то обычно он мне все объясняет, и тогда я понимаю, почему он так думает. Иногда мне кажется, что он все равно неправ, но тогда он отвлекает меня чем-нибудь другим, и я забываю, что я хотел делать. Как я уже говорил, мой папа жутко хитрый! Даже для слизеринца!
Когда я вырасту, я хочу стать таким, как мой папа. Я хочу быть таким же храбрым и сильным. И я хочу, как он, помогать
Я очень долго не мог поверить, что мой папа меня любит. Я думал, что кроме собственных родителей детей по-настоящему никто не полюбит, и я решил, что раз мои умерли, то меня уже никто любить не будет. Но мой папа доказал мне, что я был неправ. Он любит меня, и он всегда делает так, чтобы я это знал. Он говорит, что любит меня, но он мне это еще и показывает. Каждый день. Я очень большой везунчик.
Я люблю моего папу.
Дорогой папа,
Я не знал, что подарить тебе на Рождество, и я спросил профессора МакГонагалл. Она сказала мне написать это сочинение. Не знаю даже почему, ведь у тебя и так полно сочинений для чтения. Сначала я думал, что лучше подарить ингредиенты для зелий, но она сказала, что это тебе больше понравится. Я не мог никому его показывать, потому что я тут написал про Бродягу и все такое, так что я не спрашивал у нее, правильно ли я все написал. Надеюсь, что тебе понравится сочинение, но если нет, то я все еще могу купить тебе ингредиенты, если хочешь.
С любовью,
Гарри
Даже его железная воля не смогла справиться со столь многотрудной задачей, так что Снейпу пришлось объяснять обеспокоенному паршивцу, что его влажные глаза и хлюпающий нос – это лишь внезапный приступ сильной простуды. В результате, Гарри, конечно же, срочно вызвал мадам Помфри и домашних эльфов, которые совместными усилиями заставили Северуса выпить совершенно мерзкие на вкус зелья и бесчисленное множество горячих напитков. «Все очень плохо, - с тревогой сообщил Гарри медиведьме. – Он типа извел два носовых платка, прежде чем ему стало лучше!»
Поппи изучила данные сканирования и пристально посмотрела на зельевара, который пытался испепелить ее взглядом. «Хммммм. Да, похоже, что теперь он быстро поправится, мистер Поттер. Тем не менее, ему лучше немного отдохнуть. Я сообщу директору, чтобы он не ждал никого из вас в Большом зале до ужина».
Эти новости значительно приободрили Снейпа, а Гарри успокоился, наблюдая столь скорое «выздоровление». Снейп даже смог убедить паршивца провести день на улице, лепя оживающего снеговика вместе с Хагридом и другими учениками, что позволило зельевару снова и снова перечитывать сочинение без свидетелей. Рисунок он повесил в своей спальне (там Альбус не увидит его и не решит, что он совсем размяк), но сочинение он спрятал понадежнее, рядом со свитером Лили. В конце концов, это два его бесценных сокровища, хотя он и не собирался никому об этом рассказывать. Никогда.
Глава 42
Гарри очень понравилось гостить у Уизли, хотя время от времени он скучал по отцу и тишине их апартаментов. Однако подолгу тосковать по дому ему не приходилось - то один, то другой представитель рыжего клана быстро отвлекал его, предлагая самые разнообразные занятия. Гарри начинал понимать, что в большой семье невозможно заскучать, хотя иногда у него звенело в ушах от всего этого шума.
Здорово, что Билл и Чарли смогли приехать домой – Гарри просто обожал обоих молодых людей. Однако первая пара дней в Норе оказалась довольно трудной. Вся эта бесконечная возня поначалу постоянно напоминала ему дадлину охоту на Гарри или злые крики Вернона, но потом до Гарри дошло, что по-настоящему никого из Уизли не обижают. Конечно, его первоначальное замешательство было вполне понятно, если учесть оглушительные крики и визги, игравшие роль постоянного аккомпанемента для любого занятия. Когда Билл, который все еще линял желтыми перьями от последнего розыгрыша близнецов, схватил в каждую руку по одному из них и потащил их, босоногих и в одних пижамах, на улицу, чтобы начистить им лица снегом, от их воплей задрожали оконные стекла. А когда Молли узнала, что произошло, ее собственный ор доказал, что такие здоровые легкие наследуются по материнской линии.